АРЕСТ ЗА ШУТКИ
— Расскажите о концепции сборника: для чего и для кого он делался?
— В первую очередь сборник составлялся для исследователей. Дело в том, что о советском политическом анекдоте ходило очень много публицистских мифов. На протяжении 1980‑х и 1990‑х годов в определенных кругах постоянно кто-то говорил, что на одних только анекдотах можно написать историю Советского Союза. Но при этом на вопрос «Что такое настоящий советский политический анекдот?» очень мало кто мог дать ответ. У фольклора есть своя специфика — он жив, только пока его передают из уст в уста. У него нет четкой привязки к времени, автору, и поэтому по содержанию анекдота невозможно сказать, когда он появился. Люди могли говорить, что «вот такой анекдот появился в 1930‑е», но никаких документальных подтверждений этому нет. И в какой-то момент у меня возникла мысль, что было бы здорово посмотреть, что записано в источниках разных периодов. То есть искать какие-то записи анекдотов, которые были сделаны в 1930‑е, 1920‑е годы. Я поставил себе такую задачу. Еще будучи студентом, я стал собирать записи анекдотов. И в конечном счете составил перечень всех анекдотических сюжетов, которые мне удалось найти. Распределил их по каким-то тематическим группам, попытался часть сюжетов привязать к какой-то хронологии. Таким образом и получился сборник. И к огромному удивлению, его аудитория оказалась шире, чем научное сообщество.
— Как с течением времен менялись темы анекдотов?
— Был определенный момент, когда дореволюционная анекдотическая традиция сдала позиции и уступила место новым советским сюжетам. Это был «золотой век» политических анекдотов, всплеск рождения новых сюжетов. Потому что политический анекдот очень остро реагирует на повестку дня. В основном темами подобного высмеивания становится новое. И поскольку после революции нового стало очень много, то сюжеты появлялись как грибы после дождя. В тот момент, пока тема актуальна, появляются новые анекдоты, как только тема становится привычной, анекдоты перестают возникать, но сюжеты продолжают хождение. А со временем все забывается. Например, была популярная тема, что большевистская власть — это еврейская власть, но тема перестала быть популярной, когда разгромили оппозицию и выслали Троцкого. Ее несколько раз пытались реанимировать. В том числе на оккупированных территориях немцы занимались популяризацией антисемитских анекдотов.
В военное время появилось некоторое количество вполне патриотических сюжетов, потому что анекдоты стали печатать во фронтовых газетах. А после войны произошла очень интересная ситуация: анекдотические традиции стран Варшавского договора стали замешиваться с нашими. Условно, мы стали экспортировать в Польшу, Болгарию, Румынию наши советские анекдоты, а у нас на русском языке некоторую популярность получили политические анекдоты про национальные правительства, подконтрольные Москве.
— Смоделируем ситуацию. Анекдот имел популярность до определенного времени, после, условно, наступил большой террор и шутки стали опасными, люди молчали, а когда опасность миновала, снова начинали рассказывать те сюжеты. Бывало ли такое?
— На самом деле большой террор этот жанр не остановил. В разные периоды Советского Союза были разные наказания за рассказ анекдота. Конец 1930‑х годов, 1940‑е, 1950‑е — самое тяжелое для анекдотчиков время, рассказывание анекдотов трактовалось как контрреволюционные террористические выпады в сторону вождей советской власти и наказанием за это были вполне реальные сроки. Но при этом анекдоты все равно рассказывались, упоминания анекдотистов есть во всех сводках НКВД, сюжеты встречаются в доносах, личных дневниках, которые потом попадались в руки к следователям и прикладывались к судебно-следственным делам. Поэтому опасность, естественно, была, но она не могла погубить жанр. Люди на свой страх и риск продолжали анекдоты рассказывать и продолжали за это садиться.
ЮМОРИЛИ И В НАЧАЛЕ ЭРЫ
— Есть ли у Петербурга свой оттенок в юморе?
— Наверное, нет. Дело в том, что анекдот как жанр фольклора подразумевает доступность широкому кругу носителей. То есть для того, чтобы выжить, анекдот должен быть одинаково понятен как можно большему количеству людей, только тогда у него есть шансы на пересказывание. И советское общество построено на идеологической составляющей. Всех кормили примерно одинаковым объемом идеологизированной информации. Есть разделение скорее не по регионам, а по социальным уровням. В городской интеллигентской среде будут популярны одни сюжеты, в деревнях другие.
По регионам анекдоты не делятся, скорее по странам Варшавского договора. Но, естественно, есть истории с какими-то местными партийными божками. Но таких локальных маленьких сюжетов крайне мало, и их очень сложно отследить. Традиционно как особый регион выделяется Одесса. Там есть свой, локальный материал. Возможно, в Одессе было больше анекдотов про евреев, но это не совсем советский политический материал. Потому что те сюжеты могли рассказываться на разных языках в разных странах и все равно пользоваться популярностью.
— Появляются ли в стране новые анекдоты, или чаще трансформируются старые?
— Вообще, старые анекдоты часто адаптируются под современные реалии — мы никогда не знаем, какой генезис у того или иного сюжета. Если начать разбираться, то этот же анекдот мог рассказываться и раньше, но про другого партийного деятеля. Условно, то, что в 1950‑е рассказывали про Брежнева, в 1920‑е могли рассказывать про Красина. Это удивительно, но анекдоты про тиранов, о жестоких правителях-самодурах популярны всегда, и это сюжеты мигрирующие. Например, есть некий анекдот о Сталине, но мы, как исследователи, понимаем, что такой же анекдотический сюжет можно найти в библейском тексте VI века нашей эры. Или вот еще пример, есть такой анекдот:
— Заяц, куда ты бежишь?
— Да вот вышло постановление о том, что нужно кастрировать всех верблюдов.
— Но ты ведь заяц, а не верблюд.
— Ну вот поймают тебя, кастрируют, а потом доказывай, что ты не верблюд.
Это популярный анекдот 1930‑х годов, и у него персидский генезис. Фольклорная традиция очень гибкая, она заполняет все пустоты и живет своей жизнью. Поэтому ты никогда не знаешь — новый это сюжет или старый, но давно забытый.
— Как делятся регионы по анекдотическим традициям: европейская часть, Урал, Сибирь, Дальний Восток или как-то иначе?
— Нет, для современного городского фольклора это слишком мелкий масштаб. Тут скорее РСФСР, УССР, Польша, Болгария.
— А те же анекдоты про чукчу? Разве они пришли не из регионов?
— Анекдоты про чукчу не так крепко связаны с реальными чукчами. Это скорее сюжеты о национальном меньшинстве, которые не годятся на принципиально иной позиции. Это собирательный образ. Просто в какой-то момент простака, обладающего чертами национального меньшинства, решили назначить чукчей, и это прижилось, стало популярно.
ЭПОХА КРИЗИСА ФОЛЬКЛОРА
— Какой герой в анекдотах самый популярный?
— Сталин. По советским анекдотам он фигурирует больше чем в 500 сюжетах. На втором месте Ленин. Дело в том, что сюжеты про Сталина рассказывали не только при жизни Сталина, у него есть анекдотический след. У популярности Ленина есть два пика. Первая волна — 1920‑е и 1930‑е годы, истории о смерти Ленина и сложных отношениях внутри большевистского круга. Вторая волна — к 100‑летию со дня рождения Ленина (1970), когда про него начали снимать фильмы. Первый всплеск был о недавнем Ленине, знакомом, а второй — о кинематографическом. Собственно, только в 1970‑е и 1980‑е годы Ленин в анекдотах начинает картавить, носить кепку и залезать на броневик. А Сталин как пришел в анекдоты, так и продержался в топе до 1990‑х годов. Он никогда из анекдотов не исчезал и использовался в качестве шаблона жестокого правителя.
— Как сейчас выглядит современный политический анекдот? Он еще сохранился или эпоха анекдотов ушла и ее вытеснила культура мемов?
— Мы сейчас живем в эпоху кризиса традиционного фольклора. Анекдоты действительно стали рассказывать меньше. Но параллельно стали меньше петь песен и коллективно исполнять частушки. То есть традиционный фольклор уступает место каким-то современным постфольклорным жанрам. Самый популярный, безусловно, это мемы. Юмор сейчас вмещается в небольшую картинку с подписью или короткое видео. Политические анекдоты есть, их намного меньше, но они все равно продолжают хождение. Просто сейчас эти анекдоты распространяются в интернете в виде картинки. У жанра появилась новая форма, и мы сталкиваемся с адаптацией старых политических сюжетов под новые реалии. Это вполне естественно и остроумно. В том числе я сталкивался и с явными переписываниями советских анекдотов, что в какой-то степени является насилием над фольклором.
— У вас есть любимый анекдот?
— Вы знаете, нет. Когда так долго работаешь над подобной темой, это накладывает свой отпечаток. Мое чувство юмора довольно сильно деформировалось, поэтому сейчас я анекдоты не очень люблю рассказывать. Это уже профессиональное.
ОТ АНЕКДОТОВ К ДНЕВНИКАМ
— Откуда вообще все это взялось? Где вы нашли такое количество записей?
— Пришлось повозиться. Анекдоты записывались в абсолютно разных местах. Самое большое сосредоточение — в русской эмиграции выходило огромное количество сборников анекдотов. Также они фиксировались в воспоминаниях, литературе, в фильмах. Но самыми ценными оказались анекдоты, которые записаны в личных дневниках. Потому что они фиксировались по горячим следам. Дневниковые записи имеют датировки с точностью до одного дня. И в дневниках советских людей мне в свое время удалось найти около 600 записей анекдотов (из 10 тысяч, которые попали в базу данных). И именно тогда я увлекся дневниками. Проект «Прожито», которым я занимаюсь сейчас, напрямую из этого вытекает. Он вырос из того, что я в какой-то момент хотел сделать поисковую машину по дневниковым записям. Чтобы была хронология поиска и можно было посмотреть, что думали и писали люди разных социальных слоев об определенных периодах. Так и родилась идея проекта «Прожито». Изначально он создавался просто как сайт, на который заливались тексты разных дневников. Мы нашли около 8 тысяч авторов, какие-то тексты брали из книг, статей, где-то сумели получить доступ к рукописям. В итоге мы создали корпус личных дневников «Прожито». Сейчас в него загружено огромное количество записей за три века. И условно, можно узнать, что пишут 15‑летние мальчики про войну или про любовь. Изначально проект был волонтерским, но сейчас, уже как три года, мы присоединились к команде Европейского университета в Петербурге и создали свой научный центр, который занимается оцифровкой и исследованием документов личного происхождения. Мы стремимся стать центром общественной архивистики в России. Потому что мы работаем над созданием собственного цифрового архива, который принимает цифровые копии документов из личных собраний. У нас есть копии рукописей около 600 семей — это дневники, переписки, альбомы. И мы делаем открытую площадку, где с этими документами можно познакомиться и работать.
