700 псов призывного возраста
Идея создать подобный памятник возникла у жительницы Петербурга Елены Типикиной — журналиста, публициста, исследователя, занимающегося историей отечественного служебного собаководства.
— В канун 60-летия Победы мне удалось пообщаться с Елизаветой Александровной Ераниной — одним из последних живых бойцов знаменитой «девичьей команды» военных дрессировщиц. Они участвовали вместе со своими собаками в прорыве блокады в 1943 году и разминировали ранее оккупированные немцами территории, — рассказала Елена Типикина. — Я решила изучить эту тему подробнее. Ведь метод применения обоняния собак для площадного и объектового разминирования впервые в истории войн был успешно применен именно у нас во время Второй мировой войны. В США и в Англии тоже предпринимались подобные попытки, но результаты были неутешительными — не удавалось создать рабочую методику обучения бойцов и самих собак. А в СССР этот дерзкий новаторский эксперимент удался. Драматичность истории в том, что обучение и разведение служебных собак происходило в блокадном Ленинграде. Под покровом строжайшей секретности на базе школы-питомника НКВД в парке Сосновка еще в 1939 году был сформирован Пятый армейский отряд истребителей танков, который в конце 1942 года уже был переименован в отряд собак-миноискателей.
Первый вопрос, на который надо было ответить: как в Ленинграде, где в первую же зиму были съедены все кошки, собачки, голуби, удавалось держать служебных породистых животных? Как правило, это были чистокровные немецкие овчарки, дети и внуки высокоценных племенных немецких собак, специально закупленных для разведения в 30-е годы в нацистской Германии.
— Традиции использования собак в военном деле начались еще в Первую мировую войну, — объясняет Елена Типикина. — К 1917 году в Петрограде уже была весьма успешная школа полицейских сыскных собак, были государственные питомники военно-служебных собак. Первый в истории России такой питомник появился в Измайловском полку. Были собаки-ищейки, собаки-санитары искали и вытаскивали раненых, связные псы доставляли донесения. Ленинградский клуб служебного собаководства был прямым преемником императорского Общества покровителей кровного собаководства. С 1928 года клубом руководил Петр Алексеевич Заводчиков. В паре с ним работала Ольга Дмитриевна Кошкина — она была секретарем ячейки «немецкая овчарка» и огромным авторитетом в мире собаководов.
В СССР служебное собаководство было подведомственно ОСОАВИАХИМ и часто самому НКВД, а собаки определенных пород считались «военнообязанными». Владельцы овчарок, колли, эрдельтерьеров в мирное время имели ряд социальных льгот — от клуба им полагался паек для питомцев, право на проезд в общественном транспорте вместе с собакой, даже дополнительные метры жилплощади. Но в случае войны собаки призывного возраста «уходили на фронт». Так, к сентябрю 1941 года в школу-питомник свезли со всего Ленинграда около 700 четвероногих новобранцев.
— Кстати, вопреки расхожему мифу об «умных дворнягах», на серьезную военную службу брали преимущественно породистых собак, — объясняет Елена Типикина. — У дворняг очень развит основной инстинкт — сохранить себе жизнь. Поэтому если где-то взрыв, пуля мимо уха пролетела — дворняга, скорее всего, просто спрячется, убежит. А у породистых собак с помощью селекции за много поколений выработали так называемую личную мотивацию животного, благодаря которой собака выполнение своей работы часто ставит даже превыше своей безопасности. Такое качество передается из рода в род по наследству.
Еду для собак искали под снегом
Существование питомника скрывали от рядового обывателя. В условиях военного времени нельзя было допустить малейшей утечки информации о новейшей советской методике обучения минно-разыскных собак. Но и после войны история ленинградских собак долго не афишировалась.
— Люди, пережившие три блокадных зимы со своими собаками и спасшие это поголовье, были связаны этическими узами умолчания, — рассказывает Елена Типикина. — Как ты будешь говорить о том, что кормил собак в городе, где у почти каждого от голода умерли родные и близкие?! Я долго задавалась вопросом: чем кормили собак в самую суровую первую блокадную зиму? Ведь тогда суточная норма для мужчины-бойца была 860 калорий. А рабочей собаке крупной породы ежедневно нужно 2000 калорий! Иначе она не будет работать. Откуда их взять, эти калории?! Но потом я вроде бы разобралась. В сентябре 1941 года в питомнике было 700 собак, а к весне 1942 года их осталось всего 200. По всей видимости, 500 собак, ослабленных голодом и не способных к минно-разыскной работе, «ушли в котел» к наиболее выносливым и ценным питомцам. В архивах я нашла наградной лист на повара собачьей кормокухни этой школы-питомника. Ее наградили медалью «За боевые заслуги» за то, что она выезжала на передовую, где под прямым и сквозным обстрелом на нейтральной полосе добывала конскую падаль для кормления служебных собак. Представляете, какие самоотверженные люди работали в питомнике?
Чтобы обучить служебную собаку «вынюхивать» и обозначать взрывчатку без больших погрешностей, требовался минимум год работы инструкторов-дрессировщиков. Ими, кроме мужчин-командиров и инструкторов минного дела, были 18-летние ленинградские девчонки, добровольно ушедшие на фронт и попавшие в 34-й военный батальон. До войны эти девочки состояли в кружках юных собаководов, их хвостатые подопечные исправно занимали первые места на Всесоюзных соревнованиях по дрессировке. Голодные, исхудавшие инструкторши иногда отдавали собакам часть своего пайка.
Герои-десятитысячники
Впервые четвероногих бойцов «обстреляли» в начале 1943 года, во время прорыва блокады.
— За три года взаимных обстрелов в позиционной войне земля под Ленинградом была буквально нашпигована железом, — говорит Елена Типикина. — Металлоискатель в таких условиях иной раз совершенно бесполезен, ведь он будет безостановочно звенеть, натыкаясь на осколки снарядов. Кроме того, у немцев имелось много безоболочных фугасов, «секреток» и прочих взрывающихся ловушек. Противопехотные мины были в деревянных корпусах. Они отрывали пехотинцу ногу до колена, их панически боялись молодые солдаты, опасавшиеся остаться инвалидами. Металлоискатель эти мины не обнаруживал. Не случайно девушка, изображенная на памятнике, держит в руках двухметровую палку — это щуп. Саперы называли его «мои два метра до смерти». Им осторожно протыкали землю в поисках мин. Но главное оружие вожатого минно-разыскной собаки — собачий нос. Учуяв тротил, пес садился или делал укладку в позе напряженного наблюдения, носом показывая в сторону источника запаха. Иной раз собаки сидели в такой позе, не шевелясь до тех пор, пока их хозяйка не поднимет мину и не обезвредит ее.
По примерным подсчетам, советские минно-разыскные собаки обнаружили на фронтах войны почти пять миллионов мин! Только на ленинградском фронте семь собак — «десятитысячников» — отличников поиска, нашедших более десяти тысяч мин. Среди них были не только немецкие овчарки, но и шотландская овчарка, знаменитый колли Дик, нашедший мину с часовым механизмом в фундаменте Павловского дворца.
«Пол-уха оторвано, а сам воет: «Там остался лежать человек!»
— Петр Заводчиков создал на Ленинградском фронте не только минно-разыскную, но и ездово-нартовую службу собак, — рассказала Елена Типикина. — Они доставляли инженерное имущество на передовую. Упряжка из пяти собак могла везти 120 килограмм груза — патронов, снарядов. В условиях сплошного штурмового огня, когда нельзя воспользоваться грузовиками или лошадьми, на передовую пускали груз в нартах, запряженных собаками. По команде «лежать» они скрывались от обстрелов, по команде «ползи» двигались вперед ползком. На обратном пути эти упряжки забирали тяжелораненых. Ленинградские собаки только при прорыве блокады вывезли с линии фронта около 1876 таких бойцов.
Существовали и собаки-санитары, специально искавшие раненых. У них была специальная амуниция — санитарный вьюк с бинтами и бринзель (специальная палочка, которую пес брал в зубы, чтобы обозначить найденного раненого).
— Я разговаривала с ветеранами-собаководами, когда они еще были живы, — вспоминает Елена Типикина. — По их словам, лучше всех с санитарной работой справлялись колли и эрдельтерьеры. Они передвигались ползком, часто издалека по запаху различая убитого от еще живого человека. Взяв в зубы бринзель, четвероногие санитары как можно скорее возвращались назад в окоп, чтобы привести своего вожатого к раненому на подмогу. Очевидец мне описала, как на нашем, Ленинградском фронте эрдель влетел в окоп с бринзелем в зубах — сам раненый, пол-уха осколком отрезано, в глазу земля, из ляжки льет кровь — и он скулил, подвывал, умоляя своих вожатых: «Живой человек там, пустите обратно, я вам покажу его!».
Блокадные щенки
За минно-разыскными собаками на фронте прочно укрепилась слава «нашего чудо-оружия». Не случайно в августе 1944-го в Ленинграде прошла первая послеблокадная выставка служебных собак на стадионе «Динамо».
— Собак-героев специально привезли с фронта, их было выставлено всего восемь. Но очередь желающих на них посмотреть растянулась аж до моста, — говорит Елена Типикина.
Некоторых собак с фронта «комиссовали» и вернули хозяевам еще до окончательного снятия блокады.
— По всей видимости, они были настолько ценными племенными экземплярами, что Ольга Кошкина и ее командир Петр Заводчиков не стали ими рисковать и выпускать на минное поле, — размышляет Елена Типикина. — Так, в 1943 году в ленинградскую семью профессора-музыковеда Успенского вернулась их овчарка по кличке Ада Микки. Питомник выделял для нее паек, который самоотверженные хозяева, пережившие три блокадных зимы, не продали, не съели сами, а кормили им высокоценную собаку. У Ады Микки 28 ноября 1943 года в Ленинграде, в квартире Успенских на улице Театральной благополучно родились восемь здоровых чистокровных щенков. Их прямые потомки стали первыми послевоенными чемпионами породы.
Чтобы увековечить память самоотверженных собак и девушек — военных дрессировщиц, у Елены Типикиной родилась идея создать военный мемориал в Сосновке, в том самом месте, где в блокаду спасли от голодной смерти и обучили поиску мин больше ста служебных собак.
— Мою идею еще в 2015 году поддержали начальник Управления ветеринарии по Петербургу Юрий Андреев и на тот момент вице-губернатор города Ольга Казанская, — вспоминает Елена Типикина. — Шаг за шагом мы, инициаторы создания воинского мемориала, прошли все инстанции согласования этого проекта. Для абсолютного большинства людей эта история стала открытием. Главные средства на создание монумента выделили Совет ветеранов инженерных войск и группа компаний Инженерно-технического центра. В скульпторы — художники нашего мемориала — я пригласила Александра Чернощекова. Он сам опытный собаковод и отличный анималист. Ему хорошо удалось передать выражение сидящей рядом с девушкой овчарки — она смотрит на свою хозяйку пристально, в очень характерной позе напряженного ожидания. Когда мы утверждали проект памятника в КУГИ, один из членов комиссии высказал замечание: «Почему бы вам не вылепить девушку в шинели, зачем она в фуфайке, в шинели складки были бы выразительней а тут... ватник?» Пришлось пояснить, что длинный подол шинели мог помешать саперам, на него можно было нечаянно наступить коленом, снимая и обезвреживая мину. А кто-то из журналистов заметил: почему у вас девушка такая худышка, на куклу Барби похожа? А как же иначе, ведь это блокада! И все эти девочки — инструкторы после первой блокадной зимы — были очень истощены. Румяными, круглощекими и счастливыми они снова стали после Победы.