«Чувствую себя абсолютно бесполезным»

Профессор Лебединский вышел из многолетней депрессии

В середине 90-х фирменный хрип Профессора Лебединского звучал из каждой форточки. Как-то раз, напившись, он написал шутливую песню «Я убью тебя, лодочник» и сыграл ее на примитивном синтезаторе. И шоу-бизнес тут же пал к его ногам. Коренной петербуржец Лебединский собирал аншлаги по всей стране, купался в деньгах и славе. Но мало кто знал, что кумир 90-х не мог выйти на сцену без сильных психотропных препаратов. Музыканта долгое время мучила тяжелая депрессия.

Профессор Лебединский вышел из многолетней депрессии

И однажды Лебединский не выдержал: на волне популярности он тихо ушел из шоу-бизнеса, заперся у себя в квартире и практически перестал общаться с людьми. В интервью «МК» в Питере» музыкант рассказал, как дочь спасла его от депрессии.

«Меня губит лень»

До сих пор Профессор Лебединский не переносит больших концертных залов и шумных клубов. Он изредка поет в маленьких уютных ресторанах или на корпоративах. «Там меня точно любят и ждут», — коротко объясняет кумир 90-х. В Петербурге Лебединский согласился выступить в театре-ресторане «Чаплин-Холл».

— Вы помните свой первый концерт?
— Да, я выступал в Большом зале филармонии, как лучший в СССР выпускник музыкальной школы. Меня слушал сам Святослав Рихтер. После концерта он подошел к моей маме и сказал: «Этот мальчик когда-нибудь меня заменит». Но я тогда уже был помешан на роке и даже не думал об академическом музыкальном образовании. Конечно, я всегда любил Шопена, Грига, но дальше этого дело не шло.

— Вы любили Шопена, а пели «Я убью тебя, лодочник». Странный переход…
— Эта песня была просто приколом. Я написал ее за пять минут после того, как мы с другом тяпнули водки. Поверьте, я не собирался с «Лодочником» выходить на сцену. Мне было страшно, что друзья перестанут меня уважать за эту песню.

— Не стыдно было, когда она появилась на радио?
— Ее поставил в эфир Дмитрий Нагиев. Причем сделал это без моего разрешения. А потом был бешеный успех. На сцену меня буквально вытолкнули те друзья, от которых я ждал осуждения. Они мне сказали тогда: «Ты что, дурак? Это ж большие деньги!» И я согласился, стал петь то, что от меня ждали. Все ремейки вроде «Синего инея», «Бегут года» я делал очень быстро: текст создавал за пять минут, аранжировку — за 15. У меня талант все делать левой ногой. А ведь я мог бы писать симфонии… Но меня губит лень. Мне не хватает упорства, чтобы довести трудное дело до конца.

Песни для бандитов

— Первый раз вы спели «Лодочника» в одном из клубов Петербурга. Встреча с публикой не разочаровала?
— Это был клуб рядом с гостиницей «Москва». Я дал там концерт через шесть дней после того, как «Лодочник» прозвучал в эфире. «Биток» был страшный. Все кричали, братались, рвали на груди майки. Я спел «Я убью тебя, лодочник» раз десять. Ведь тогда у меня было только 3–4 песни, которые я орал хриплым голосом. Я так просто прикалывался. А все остальные композиции были красивые и мелодичные. Но они не очень интересовали публику в клубе. После концерта я понял, что ничего, кроме агрессии, песня не вызывает, а я больше не имею права выходить на сцену. Люди слышали только припев с хриплым призывом кого-то убить. А ведь эта песня про мальчика, который хочет подорвать «Аврору». Он считает, что все в нашей стране пошло наперекосяк из-за того, что крейсер выстрелил. Но этого никто не услышал! Тем не менее, концерт прошел на ура. Мне заплатили 600 долларов. В 1995 году это были огромные деньги. А в клуб «на меня» сначала пускали за 20 долларов, потом цену делали больше, больше... Последние посетители платили за вход уже 300 долларов.

— Легко представить, кто в 1995 году мог заплатить за концерт 300 долларов.
— Да, там была одна братва. Малиновые пиджаки и золотые цепи. Потом я не раз выступал на корпоративах у бандитов. И я могу точно сказать, это были не худшие люди. Они всего лишь отстаивали права своих близких и людей, которые просили у них защиты. Безусловно, за какую-то мзду. Но кто же виноват, что у нас в стране власть не способна обеспечить безопасность ни бизнесу, ни конкретному человеку?

Добровольный затворник

— Почему на пике популярности вы вдруг ушли из шоу-бизнеса?
— На меня напали серьезные депрессии. Я тогда работал со стадионами, дворцами спорта. На сцене я был королем и богом, мог легко управлять огромной толпой, заставить ее делать все, что угодно. И однажды мне стало страшно от этого. Чтобы выдержать концерт, мне приходилось колоть себе сильные успокаивающие средства. Только они давали возможность чувствовать себя отрешенно. Постепенно я почти отказался от общения с внешним миром, сузил круг своих знакомых до минимума. Одно время даже лежал в больнице в отделении тяжелых депрессий. Там были люди, не способные переварить то огромное количество негативной энергии, с которой мы сталкиваемся в жизни. Я до сих пор встречаюсь с ребятами из больницы, мы вместе играем в преферанс. Пашка работает электриком. Димка пишет потрясающие стихи…

— А с чем была связана ваша депрессия? Что вас не устраивало в жизни?
— Эйфория от популярности, больших денег у меня быстро закончилась. Как говорит мой друг и фотограф Сережа Максимишин, у человека перед носом должна быть морковка. Нам необходимо видеть цель, к которой идем. А у меня морковка пропала. Я вдруг перестал понимать свое будущее… Вот представьте, что вы достигли всего, о чем мечтали. А что дальше? Я не знал. Были обида и отчаяние.

— Сейчас депрессия уже позади?
— Она всегда рядом. Но сейчас у меня есть цель. Однажды я решил, что моя
14-летняя дочь должна получить первоклассное образование. Тогда я собрал все деньги, которые у меня были, взял еще немного в долг и отправил ее в Англию. Сейчас я должен сделать все, чтобы заработать на ее учебу. Я же воспитывал ее один, Вероника всю жизнь со мной прожила. Мы вместе с ней ездили на гастроли. Ее мама активного участия в воспитании дочери не принимала.

«Не пущу дочь в шоу-бизнес»

— Чем вас не устраивало образование, которое дают в российской школе?
— Мы поменяли шесть школ, и везде одно и то же: в школьных туалетах дети пьют пиво, кто-то даже употребляет наркотики. Учителя ставят двойки как печати, вместо того, чтобы будить в ребенке желание учиться. Я каждое утро с трудом заставлял Веронику идти в школу. Она устраивала дикие скандалы, истерики. В последней школе ко мне подошла классная руководительница и сказала: увозите ее из России, если есть возможность. За границей у нее наконец-то появилось желание учиться. Она попала на подводную лодку, где все говорят по-английски. И, тем не менее, за первый семестр у Вероники вполне нормальные оценки: по всем предметам между тройкой и четверкой. Но она так же училась и в России, где все говорят на родном языке!

— Дочь пойдет по вашим стопам, будет петь?
— Это больной вопрос. Она очень хорошо поет, и я не имею права губить ее талант. Но у меня нет никакого желания отпускать ее в шоу-бизнес. Оказавшись в этом мире, невозможно пройти мимо алкоголя, наркотиков, беспорядочного секса. Я это прекрасно знаю.

— А вы не хотите последовать за дочерью и переехать в Англию?
— Мне все знакомые говорят, что из России пора удирать. Они активно покупают квартиры в Финляндии, на Кипре. А мне так не хочется собирать чемоданы… Питер мой родной город, здесь жили все мои предки. Но я чувствую себя здесь абсолютно бесполезным.

Наша страна находится в страшнейшем кризисе, а я все песни пою… Мой папа был главным педиатром страны, а дедушка построил мост Володарского. Наверно, я не достоин своей семьи…
И еще я всегда задаюсь вопросом: кто же пойдет защищать эту страну от внешнего врага? Кто мы, русские, сейчас? Мы больше не единая нация, какой были даже при коммунизме. Мы дутый медведь. В Европе боятся только нашего ядерного оружия и вспыльчивой обезьяны с гранатой, которая сидит в каждом из нас.

Сосед Дудаева

— Вы говорите о защите страны. А сами служили в армии?
— Да. Причем я мог не идти туда. У меня были язва и повышенное внутричерепное давление. Тем не менее, я служил в Тарту, в Эстонии. Я попал в дивизию стратегического назначения, где были бомбардировщики ТУ-22. Именно они несут на себе ядерные заряды. Наша дивизия на 90 процентов состояла из южных людей: таджиков, выходцев с Кавказа. И все друг к другу хорошо относились, никого не били, не унижали. Происходили и забавные случаи. Однажды на стратегических учениях наша дивизия вместо нужного объекта разбомбила свинарник.

— Как же вы так ошиблись?
— Это не я ошибся. Я проходил службу в военном оркестре при этой дивизии, а потому в учениях не участвовал. Но наказание несли все. Нашего комдива отстранили от должности, а солдаты получили кучу кухонных нарядов. Кстати, после этих учений командиром дивизии назначили полковника Джохара Мусаевича Дудаева.

— И какие у вас остались воспоминания о человеке, с которым мы воевали в Чечне в 90-х годах?
— Первое время он жил в доме офицеров через стенку от меня. Я прекрасно общался с его женой Аллой. Она часто просила у меня плитку, и мы вместе готовили суп. Мне нравился и Дудаев. Он был очень образованным, совершенно обрусевшим человеком. Джохар Мусаевич часто заходил в солдатскую столовую, пробовал еду и говорил: «Так, чтобы через полчаса пища была другая, потому что эту есть нельзя». Солдаты его любили. У него и с чувством юмора все было в порядке. У нас в дивизии солдаты боялись вернуться на гражданку с каким-то дурацким званием. Мы считали, что должны прийти из армии чистыми, без всяких лычек на погонах. А Дудаев смеялся и говорил: «Будете плохо себя вести, дам сержанта».

Это был цивилизованный человек, он не с гор спустился. Я не знаю, что в 90-х годах произошло с ним в Чечне. История — это ведь такая враль. Нам никто никогда не расскажет всей правды.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру