«Начинают лечить, но уже поздно»: где проходит грань между чудачеством и сумасшествием

Петербург то и дело сотрясают истории с участием людей, с виду, скажем так, не вполне адекватных. Речь, например, о горожанах, расхаживающих голышом по улицам, досаждающих странными и непонятными действиями прохожим или вовсе совершающих страшные противоправные поступки. Иногда сомнения во вменяемости некоторых из них подтверждаются сообщениями здраво- и правоохранительных ведомств по поводу того или иного происшествия. 

«Начинают лечить, но уже поздно»: где проходит грань между чудачеством и сумасшествием
Отправить на принудительное лечение можно только по решению суда. Фото: Pexels

Официальные лица будто все чаще используют термин «психическое заболевание». Между тем душевное расстройство — очень непростая и деликатная тема. С одной стороны, ни в коем случае нельзя бросать камень в того, кто кажется нам не таким, как большинство, требуя его изоляции. С другой, сильные отличия в поведении того или иного человека вплоть до агрессии могут просто пугать. При помощи экспертов мы попытались разобраться, где проходит грань между правом душевнобольного на его социализацию и правом окружающих на их собственную безопасность.

То ли девушка, то ли видение

Две недели назад в городе арестовали 28‑летнего приезжего. Его подозревают в зверском убийстве молодой женщины, совершенном чуть ли не у всех на глазах: по версии следствия, 8 августа мужчина утопил несчастную в реке Монастырке. Причиной в сообщении ГСУ СК по Петербургу указаны «личные неприязненные отношения». Новость, казалось бы, из разряда тех, что в последнее время сотрясают Северную столицу, — некогда сильное чувство, переросшее по ­какой-то причине в неуправляемую ярость. Но на этот раз все сложнее.

Петербуржцы стали чаще обращаться к психиатрам. Фото: Pexels

Позднее СМИ рассказали, что погибшая была бездомной и жила в палатке недалеко от места преступления. При этом назвать ее маргинальной нельзя — набор оставшихся внутри импровизированного жилища вещей говорит об обратном. Гражданка Молдавии 1989 года рождения нашла свою смерть там, где обитала, — в палатке. По версии следствия, девушку задушили, а бездыханное тело сбросили в водоем.

Возможно, о произошедшем еще долго бы не узнали, если б не случайный прохожий, который, заметив копошение почти у стен Александро-­Невской лавры, тут же обратился в полицию.

К приезду наряда вероятный убийца скрылся. Но его быстро обнаружили в ночлежке на Кременчугской улице. Задержанным оказался уроженец Пермского края. В Петербурге он проживает не постоянно, а приезжая, останавливается в хостелах. Журналистам удалось поговорить с отцом парня. Как сообщает 78.ru, молодой человек может быть нездоров, причем, вероятно, с детства. В 2019 году, по данным издания, получил бессрочную инвалидность второй группы. А диагноз, пишет «Mash на Мойке», ему поставили в 2016‑м. В последний раз, добавляют «Невские новости» со ссылкой на источник в правоохранительных органах, пермяк лежал в клинике для душевнобольных совсем недавно — вышел 2 августа.

По словам сестры, он сравнивал себя с разными известными личностями от Дмит­рия Нагиева до Наполеона и Иисуса Христа. Имел сложные отношения с противоположным полом: эгоистично требовал взаимности и считал своей всякую.

Давая показания, подозреваемый путался. По одной из версий, причиной убийства могли стать галлюцинации — вместо девушки молодому человеку якобы почудились демоны. Сейчас он ждет избрания меры пресечения. Обвинения пока не предъявлены. Следствие продолжается.

Сомнительное лидерство

В 2018 году Минздрав РФ поставил Санкт-­Петербург на первое место в списке городов страны по количеству впервые выявленных психических заболеваний. За 12 месяцев в Северной столице зарегистрировали 4783 новых случая слабоумия, психоза, шизофрении и других умственных и душевных расстройств. Это в полтора раза больше, чем в Москве, которая разместилась на второй строчке антирейтинга.

В петербургском комитете по здравоохранению тогда призвали не поддаваться панике, пояснив, что цифры в чистом виде, а не в динамике ни о чем не говорят. То есть распространение той или иной патологии можно установить только с помощью долгих и сложных эпидемиологических исследований. А ни в Петербурге, ни в других регионах такие в последние годы не проводились. К тому же 4783 человека — это (по состоянию на 2018 год) лишь 0,08% населения города. Звучит логично.

В 2019 году Минздрав РФ выдал немного другую статистику — распространенности психических расстройств (по России этот показатель составил 3939,5 случая на 100 тысяч населения): Москва оказалась среди регионов, где соответствующий уровень был ниже всего, а Петербург в перечне вовсе не фигурировал.

Сейчас разрешение нужно иметь почти на все оружие. Фото: Pexels

Одним из самых надежных методов наблюдения за тем, как меняется ментальное здоровье социума, считает философ и консультант Мария Николаева, являются профилактические осмотры специалистами на работе или учебе.

«В настоящее время происходит повышение психологической грамотности населения, поскольку психологи работают в трудовых коллективах и учебных заведениях», — говорит эксперт.

Однако, добавляет собеседница, не все к ним обращаются. Как ни крути, а публичное признание в наличии у себя психического расстройства, к сожалению, до сих пор воспринимается обществом, мягко говоря, не как сила, а как слабость. Тем временем игнорирование проблемы нередко приводит к серьезным последствиям. И тому масса примеров.

Ни стыда, ни одежды

Конечно, ни в коем случае нельзя вешать ярлык «сумасшедший» на всех, чье поведение кажется нам отличающимся от общепринятых норм. Однако, будем честны, действия некоторых людей (есть у них официально подтвержденный диагноз или нет — неизвестно) порой либо заставляют нервничать, либо откровенно пугают. Как, например, настойчивые попытки незнакомки засунуть в капюшон толстовки петербурженки Екатерины мелкий мусор.

«Я стояла в вестибюле одной из центральных станций метро и ждала знакомого. В ­какой-то момент ко мне подошла девушка, долго и пристально на меня смотрела, затем обошла меня и запихнула за шиворот ­какие-то бумажки. Я, разумеется, тут же все это вытащила, но при этом настолько оторопела, что не знала, что делать дальше — ответить тем же или махнуть рукой. Она попыталась повторить. Безрезультатно. И наконец ушла. И слава богу», — рассказала собеседница.

Кто это был и чего хотел — так и осталось загадкой. Как и то, откуда на Василь­евском острове взялась совершенно голая дама, которая, по словам очевидцев, в таком виде буквально выползла из воды. Или то, зачем одному из пассажиров подземки понадобились ласты для подводного плавания, в которых он разгуливал, пока не задержала охрана. Впрочем, оба последних «героя», скорее всего, были, как потом рассказали наркологи и поведенческие эксперты, под сильнодействующими веществами, иными словами, пьяны.

Однако среди таких, казалось бы, пустяков встречаются истории и посерьезнее. Вроде той, что произошла в середине минувшей недели на детской площадке в Красносельском районе, где один гражданин расхаживал и гонялся за девочкой в чем мать родила. Как сообщили СМИ со ссылкой на источники в правоохранительных органах, эксгибициониста отправили в психиатрическую больницу. По данным Главного следственного управления СКР по Петербургу, он страдает психическим заболеванием. Возникает вопрос: наблюдают ли за такими людьми, и если да, то насколько тщательно?

«Тут может быть два взгляда, — говорит психиатр Александр Федорович. — Первый — медицинский, когда врач должен иметь возможность отслеживать состояние пациента, который стоит на учете, и свое­временно его госпитализировать. С другой стороны, специалисты в области права говорят, что это унижает достоинство людей с психическими заболеваниями. Поэтому все реакции на ситуации такого рода происходят по факту, когда человек совершает ­что-то противоправное или даже преступное. Только тогда его начинают лечить, но, к сожалению, уже поздно для всех».

С тем, что попытки присматривать за ментально нездоровыми гражданами если и предпринимаются, то лишь тогда, когда происходит трагедия, согласна, пожалуй, и управляющий партнер аналитического агентства WMT Consult Екатерина Косарева.

«Для того чтобы поместить человека если не в медучреждение, то хотя бы под надзор, нужно, чтобы он совершил преступление, как это ни прискорбно», — говорит эксперт.

К слову, о принудительной госпитализации. В одном из городских психоневрологических диспансеров «МК в Питере» ­как-то объяснили, что насильно забрать на лечение нельзя, например, человека, признанного неопасным для общества. Но что это означает? В 2020 году мы рассказывали о женщине, которую несколько лет преследовала бывшая пациентка ее мужа-терапевта.

«Она не стеснялась пугать меня в темное время суток, внезапно выскакивая из-за кустов или резко подбегая, хватала за одежду, могла ворваться в автомобиль или ехать за нами на машине», — жаловалась собеседница.

Дальше — больше. Преследовательница, по словам собеседницы издания, стала звонить по ночам по телефону и в домофон с просьбами с ней пообщаться, вытаскивать из контейнера мусор, выброшенный супругами, и раскладывать его в подъезде, оставлять в почтовом ящике недвусмысленные записки, а также досаждать знакомым четы расспросами о семье. А однажды заявила нашей героине, что вместо нее должна стать женой доктора. Позднее вовсе купила квартиру в том же доме. После этого супруги переехали за город.

Намерения навредить кому-то плохо поддаются диагностике. Фото: Pexels

Обращения к участковому особо не помогли. По словам собеседницы, он сообщил, что пока состава преступления в действиях странной женщины нет, оснований применять к ней санкции — тоже. Однако в профилактической беседе мучительница подтвердила факты преследования с ее стороны и даже не возражала против явки в психоневрологический диспансер. Но собранная там комиссия обследовала гражданку и установила: психическое расстройство личности есть, но в состоянии компенсации и при отсутствии хронического характера заболевания. То есть в постоянном диспансерном наблюдении она не нуждается, так как опасности для окружающих якобы не несет.

Неизвестно, чем закончилась эта история. Но на момент публикации той статьи преследовательница, дескать, была трудоустроена, пыталась выставить свою квартиру на торги и даже приобрела новую, в другом районе, но первую в итоге сдала, а также… присматривала домик за городом, неподалеку от того места, куда сбежали наши герои.

Когда нездоров дорогой человек…

Гражданин, который вследствие психического расстройства не способен понять значение своих действий или контролировать их, может быть признан судом недееспособным в порядке, установленном гражданским процессуальным законодательством, и тогда над таким устанавливается опека, информирует ведущий юрист «Европейской юридической службы» Александр Спиридонов.

«С точки зрения гражданского законодательства и гражданско-­правовой ответственности вред, причиненный гражданином, признанным недееспособным, возмещает его опекун или организация, обязанная осуществлять за ним надзор, если не докажут, что этот самый вред причинен не по их вине. Если опекун умер либо не имеет достаточных средств для возмещения вреда, причиненного жизни или здоровью потерпевшего, а сам причинитель вреда обладает такими средствами, суд с учетом имущественного положения потерпевшего и причинителя вреда, а также других обстоятельств вправе принять решение о возмещении вреда полностью или частично за счет самого причинителя вреда», — объяснил эксперт.

При этом ни опекун, ни организация, обязанные приглядывать за человеком, признанным недееспособным, уголовную ответственность за его действия не несут. Собственно, как и он сам. Максимум, что можно применить, — меры медицинского характера. Но опять же, если деяние опасно для общества.

Выходит, что присмотр за человеком с душевным расстройством — скорее вопрос совести. Или любви. А еще, наверное, самопожертвования. Ведь именно так поступили в семье психолога и руководителя психологического центра «Свет Маяка» Светланы Ященко, чья родственница, имея неутешительный диагноз, в условиях временного отсутствия правильно подобранных медикаментов могла представлять опасность не только для посторонних, но и для своих. Однако ничего плохого ни разу не произошло. Но для этого пришлось полностью забыть о себе.

«Думаю, не все люди способны принести свою жизнь в жертву больному родственнику. И не будучи профессиональными психологами и психиатрами, они не могут опознать недуг в самом начале. Плюс существует психологическое сопротивление, — рассказала Светлана Ященко. — Часто родители больного подростка, обращающиеся в мой центр, видя результаты диагностики, доказывающей, что ребенок опасен для окружающих, даже родных брата или сестры, ничего не предпринимают. И не потому, что безответственные, а потому, что психика сопротивляется страшной новости. Есть и проблемы с законом, которые не понятно, как решать. Чтобы положить человека в больницу хотя бы на месяц без его согласия, ­кому-то приходится вызывать полицию и доказывать, что нездоровый родственник, скажем, дрался, и показывать синяки. Однако есть опасения, что, если в законах ­что-то поменять, могут возникнуть злоупотребления, и люди просто начнут сдавать в психушки тех, кто им не нравится. Это ведь тоже неправильно».

Наконец, специализированные учреждения, считает философ и консультант Мария Николаева, абсолютно не предназначены для людей, в целом способных себя контролировать. Вот почему принудительная госпитализация связана с преступлением, когда необходимость изоляции становится очевидной. К тому же для большого количества пациентов, лишь вызывающих у врачей подозрения на невменяемость, в клиниках банально не хватит мест. А таких, если верить статистике, немало. Вдобавок, находясь в здоровой среде, человек имеет больше шансов на относительно быстрое выздоровление.

«Я сама в юности, побуждаемая идеями о помощи, работала санитаркой в психиатрической лечебнице. И порыв мой был неудачным, поскольку тогда у меня еще не было ни образования, ни знания методов психической самозащиты, поэтому очень скоро я стала чувствовать себя плохо, начались депрессии. Пришлось уволиться, а восстановление заняло несколько лет, включая получение специальности «философ» и навыков работы с мышлением. Но даже сейчас я помню, что на нашем отделении были люди, осужденные за убийства и другие преступления, однако выглядели они совершенно нормальными. Пока не заглянешь в медкарту», — поделилась собеседница.

Жажда крови под маской добродетели

Косвенно провоцировать душевнобольных людей, кажется, может и несовершенство других законов. Например, тех, что связаны с оборотом оружия.

В середине июля стало известно о назначении психолого-­психиатрической и ряда других экспертиз 27‑летнему жителю нашего города, получившему прозвище «озерный стрелок». Его подозревают в убийстве мужчины и ранении еще одного на водоемах Всеволожского района Ленинградской области. Оба преступления были совершены под предлогом борьбы с наркоманами. Первую жертву нашли на берегу озера Гупуярви, близ деревни Васкелово. Отдыхающий, по словам очевидцев, скончался от пули, выпущенной ему в грудь со стороны леса. Второй, купавшийся в Лемболовском озере, к счастью, остался жив, но пулей, выпущенной из-за деревьев, был задет позвоночник. Предполагаемого «охотника на людей» не сразу, но отыскали. При обыске у него дома обнаружили целый арсенал. До этого, по данным правоохранителей, проблем с законом у мужчины не было. Однако позднее, на суде, предполагаемый душегуб объяснил свои действия так: «Я хотел крови и убийства». Петербуржца заключили под стражу до 3 сентября.

«Далеко не все потенциальные пациенты психоневрологического диспансера ведут себя соответствующе до совершения преступления. Такие — самые опасные. Их идеи гнездятся в голове, чтобы потом вылиться в реальную угрозу жизням людей. Против этого (неозвученные мысли, намерения) закон также неприменим, а сами намерения плохо поддаются диагностике», — полагает Екатерина Косарева, припоминая также разговоры об ужесточении правил выдачи лицензий на оружие, которые появились после прошлогодней трагедии в Казани, когда выпускник гимназии № 175 Ильназ Галявиев устроил бойню, унесшую жизни семерых детей и двоих взрослых.

Сейчас разрешение нужно иметь на все оружие, кроме пневматического с дульной энергией до 7,5 джоуля, пояснил специалист по самообороне и глава организации «Право на оружие» Вяче­слав Ванеев.

«После так называемых масс-шутингов и под эгидой ужесточения оборота оружия в России внесли поправки в закон, никакого отношения к безопасности общества не имеющие. О чем мы говорили до и во время их появления, о том же рассуждаем и после», — заключил собеседник.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру