«Нацгвардия гадит где попало»
— Я 30 лет прожила в Авдеевке. Родилась в России, тогда в СССР. Не знаю, есть ли у меня украинские корни, вроде все русские в роду, но мне раньше нравилась Украина — хатки, тихие городки. Вот я и уехала туда в поисках своего счастья. Родились дети. Я работала на трубном заводе в Доброполье. Потом второй раз вышла замуж и перебралась в Авдеевку. Это ближе к Донецку (думала, для детей будет больше перспектив). В самой Авдеевке большой коксохимический завод. На нем платили лучше, чем у нас на трубном в Доброполье. И все было хорошо и спокойно. До 2013 года. Начались волнения в Киеве. Никто не думал, что они в такое выльются. У нас в Авдеевке ничего не происходило. Мы продолжали работать. Единственное, люди с завода ездили на майдан. Но они были против майдана, за Януковича. Мы все были за него. Он же из Донецка, как бы свой. И при нем была хоть какая-то стабильность.
А потом пришла война. Она сразу напрямую нас не коснулась. Все началось в Славянске, Краматорске. Мы смотрели на это по телевизору. Очень сочувствовали людям. Видели разбитое жилье. Надеялись, что беда пройдет стороной. Все в сказки верили.
У нас война началась в июле 2014-го. Первое, что произошло, — на карьере расстреляли и затопили земснаряд, который добывал песок. Его отправляли на завод для производства хрусталя. Хозяин карьера отказался платить дань национальной гвардии Украины. И тут же за это поплатился. А спустя несколько дней в Авдеевку зашла армия ДНР — ополчение. Зашли без единого выстрела, поставили блокпосты, навели порядок в городе. Собрали всю пьянь, заставили их мести улицы, рыть вокруг города окопы. Закрыли ночные питейные заведения. Стало чище и тише. Дэнээровцы простояли две недели. А потом нацгвардия пошла в наступление. Захарченко дал приказ своей армии отступить из Авдеевки через старую часть города на Ясиноватую. Они отходили так, чтобы не допустить жертв среди мирного населения. От нас тогда уже многие воевали в ополчении. И Захарченко считал Авдеевку своим городом, поэтому берег людей. А наступающая нацгвардия била не по блокпостам, где могли бы быть дэнээровцы, а по жилым домам — по тем, что стояли со стороны Донецка, аэропорта (он был примерно в 5 километрах от Авдеевки), по Воробьевой улице, по Молодежной и немного по Менделеева. На третий день подорвали новую почту. Тогда были первые жертвы, обрушились перекрытия в домах. Там, на окраине, стоит девятиэтажка — последний построенный в городе дом, самый новый. Люди в нем от силы год прожили. Его заняли под блокпост. И до сих пор там гвардия стоит. Сначала его целенаправленно обстреливали, все люди убежали из него. Как только «доблестные воины нацгвардии» его заняли, первое, что они сделали, — разграбили квартиры. Это видели все жители соседних домов. Машины подъезжали к подъездам, их загружали бытовой техникой и увозили в сторону Красноармейска. У меня там жила знакомая. Когда все началось, она уехала из города. Потом как-то вернулась, пошла к себе домой. Заходит, а квартира голая, ничего не осталось. Там сидели воины национальной гвардии. Она спрашивает: «Ребята, а где всё?» Они говорят: «Мы пришли, уже ничего не было». Может, и не врут, до них все вынесли. А что не украли, выкинули. Она спрашивала, где хоть носильные вещи. «Мы ничего не видели, ничего не знаем», — вот и весь ответ. У нас ведь не было полгода воды. Питье подвозили с завода машинами. Но особо не наносишься. Простые люди как-то приспосабливались с туалетами. А солдаты гадили где попало. Это ж был пустой дом, не их, все квартиры в их распоряжении. Закрыт был только 6-й подъезд. В нем квартиры сохранились нетронутыми. Говорят, там квартира мэра города была — для сына купил и проплатил, чтобы ее не трогали. Но это слухи. Да и он уже не мэр.
Животный страх
— Как лично вас коснулась война?
— Мою квартиру разбило двумя снарядами зимой 2015-го. Тогда нам пять месяцев не платили пенсию. Я поехала в Доброполье, чтобы там встать на учет в пенсионном фонде. У меня там много знакомых — жила в общежитии. И мне позвонили, сказали, что в мою квартиру попали. Пробило стену, а потом еще и осадками затопило. Штукатурка слетела, двери с мебели посрывало.
Мне повезло, что я была не дома в то время. Иначе б тут перед вами не сидела. Мне рассказали, что это случилось вечером. Во время того обстрела неподалеку от нашего дома, у магазина, погибла женщина. Ее осколком убило. Возле сквера еще мальчик погиб. Раненых тогда было много. Впрочем, это уже стало обыденно. Раненые были при каждом обстреле. Бомбили почти каждый день. Утром, днем, вечером — в любое время. Были лишь короткие моменты, когда не стреляли, — день-два-три.
— Что вы делали во время обстрелов?
— Как они только начинались, все падали лицом вниз и ждали, когда все закончится. На улице идешь — успел добежать до подъезда, твое счастье. В старой части города, где частные дома, я как-то заскочила в чужой дом. Хозяйка крикнула: «В гараж быстро». Забежали с ней, закрыли двери. Только и слышно было, как вокруг что-то взрывается и мелкие осколки «дзынь-дзынь» по воротам. Вокруг бухает, тебя подкидывает на полу. Я не думала, что бывает такой животный страх. В другой раз во время обстрела пряталась в каком-то подъезде. Прибежала еще одна женщина. Оказалось, она работает в детском саду. Сказала, что, когда начали стрелять, детки так страшно кричали (в прифронтовом городе продолжают работать детские сады и школы. — Ред.). Она кинулась звонить родителям, чтобы срочно их забирали. В мае этого года погибла семья — муж и жена. Их молодого сына ранило в голову. Они 2,5 года прожили в Киеве, приехали проведать свой дом, к ним в гости пришли кума и соседка — обе с детьми. Этих женщин тоже убило. Двое детей остались без родителей. Порошенко тогда расстарался, дал им квартиры в Красноармейске. По телевизору сказали, что это дэнээровцы устроили обстрел. Но все в городе знают, что стреляют свои.
«Пусть Захарченко придет и нас захватит»
— Вы говорите, что стреляют свои. Откуда такая уверенность?
— Потому что слишком уж короткое время от момента выстрела до падения снаряда прошло. С Донецка они летят дольше — несколько секунд. А когда от выстрела до прилета даже секунды не прошло, понятно же, что не с Донецка. Нацгвардейцы выезжали из города в сторону Донецка и оттуда стреляли по нам. А потом все списывали на ДНР. Но оттуда если стреляют, то по местам скопления военных, а не по домам. А если «наши»… Они никогда не попадали в блокпосты. Обязательно по жилым районам. В феврале этого года вообще все сделали под картинку. Нагнали международников (наблюдателей ОБСЕ. — Ред.), гуманитарки привезли, вырубили нам свет и воду, поставили котлы на стадионе в центре города, варили кашу, раздавали жителям. Международники все это снимали: вот, мол, до чего ДНР довела. Одного француза поселили в квартиру к обычной женщине. И целенаправленно выстрелили в эту квартиру. Хозяйка погибла, ранен был ее брат, а международник получил осколочные ранения. Это для мировой сенсации — вот смотрите, как ДНР стреляет. Но мы-то слышали по звуку и знаем, что это вранье.
— А со стороны ДНР не стреляют?
— Я живу недалеко от блокпоста и хорошо слышу, кто нарушает. Начинают всегда наши — стреляют, стреляют, потом оттуда пару раз прилетит — и всё, заткнулись. И так до следующего раза. А по всем каналам украинского ТВ: «ДНР снова обстреляла Авдеевку». Доходило до того, что украинцы между собой устраивали перестрелку, а потом говорили, что это ДНР. Нельзя же, чтобы война прекратилась. Если признают, что ДНР в нас не стреляет, то все сразу перестанут давать деньги Порошенко.
Все в Авдеевке надеются, что ДНР займет город. После того, как они в 2014-м отступили, мы так и сидим под Украиной. Но я не раз уже слышала, как люди говорят: «Да где ж тот Захарченко, который обещал, что возьмет Авдеевку, что ж он все не берет?» Под украинский флаг никто идти не хочет. Уже нахлебались. Даже те, кто был самыми проукраинским, больше не хотят. Например, наш мелкий бизнесмен Володя. Магазинчики держал, ларечки. Он был за Украину горой. Угощал все время этих нацгвардейцев — чай, кофе, продукты. А в этом году, под 8 марта, они сидели в кафе, и он им сказал: «Вы думаете, если я здесь с вами пью, то я глухой и слепой и не вижу, кто нас обстреливает, не слышу, откуда снаряды прилетают?» Ему заломали руки — и на выход. Вскоре его нашли убитым под Красногоровкой. Живого места на нем не осталось — видать, били сильно.
«Тропку жизни» заминировали
— И несмотря на все это, люди остаются жить в Авдеевке?
— Многие уехали. Раньше было 37 тысяч населения. Сейчас осталась от силы треть. Кто-то возвращается. В основном сейчас в городе остаются старики, которые никому не нужны, и молодежь, которой не пристроиться в других местах. А уезжать стали в основном в начале 2015-го. В 2014-м
обстреливали еще не так сильно, больше лупили по окраинам, по частному сектору. А вот с января 2015-го вообще жуть началась. И народ стал массово уезжать. В том числе и организованно на автобусах эвакуировали. А те, что остались, жили на заводе в бомбоубежищах. У моей знакомой внучка тогда уехала в Киев с двумя детками. А ее муж работал на заводе вместе с отцом. Они прятались в бомбоубежище. Но у отца был дом в частном секторе. И однажды во время затишья они решили сходить в тот дом за продуктами. Дальше отец уже рассказывал. Начался обстрел, они попадали на землю, и тут Сережа кричит: «Батя, мне ноги оторвало!» Сережа умер. Ему было 27 лет, двое деток осталось.
— Вы говорите, люди уезжали. А куда? На Украину или в ДНР?
— Эвакуировали, конечно, только на Украину — в Днепропетровск, в Кривой Рог, в Одессу. Кто мог, сразу к родственникам, друзьям. Других селили в школах, в пансионатах. Оттуда потом почти все уехали, пристроились. Только самые больные остались в пансионатах. А так… кто в состоянии —
покупали новые квартиры, кто не мог — уезжали в глушь, где за бесценок дома отдают. Понятно же, что у нас в Авдеевке жилье уже не продать. Те, кто хотел, уехали в Донецк. Это уже сами, конечно. Но туда мало кто отправился. Все ждали полномасштабного наступления нацгвардии и поэтому туда ехать боялись.
Где-то до осени 2015-го между Авдеевкой и Донецком была «тропка жизни», как мы ее называли, — дорожка, по которой можно было пешком пройти, 7–8 километров. С двух сторон стояли блокпосты, но людей пропускали. Народ из Авдеевки ходил в Донецк на работу и наоборот. Ведь прежде можно было доехать на автобусе минут за 20, многие жили в одном городе, работали в другом. Один раз я там шла — возвращалась из Донецка, торопилась, потому что мне сообщили, что меня ищет бригада рабочих, чтобы мою квартиру ремонтировать. И как на зло, в тот день украинцы перекрыли проход. Я им говорю: «Пустите, меня рабочие ищут». Они рассмеялись в ответ, и один на украинском сказал: «Да мы не сегодня завтра сотрем с лица земли вашу Авдеевку, и вам уже никакая квартира не понадобится». Я просто обалдела. Украинские солдаты говорят такое мне — жителю Украины. Тут подошла еще одна девушка, стала им рассказывать, что она с Винницы и они с Винницы — значит, они «родичи». А те в ответ: «Сепары нам не родичи». По какому праву они нас сепарами называют? Мы же живем на украинской территории, они же «наши защитники», «наши солдаты». Или не наши? Тогда все понятно. А вскоре ту тропку закрыли и заминировали. Там на мине даже женщина подорвалась. В общем, теперь не пройти. Можно пользоваться только официальными пунктами пропуска. Надо в Красноармейск километров сто ехать, потом еще столько же оттуда до Донецка и по самому городу, который растянулся вдоль реки, еще километров 50 до центра. Да плюс очереди огромные на тех КПП. В итоге, только если очень надо, люди едут и теряют на дорогу минимум полдня.
— Авдеевку до сих пор обстреливают?
— Да. А еще постоянно отключают то свет, то воду. Говорят, что это дэнээровцы виноваты. На восстановление берут деньги с завода. А через неделю-другую все по новой. Недавно вот отрубили газ. Опять завод должен платить, чтоб его вернули. А иначе у нас зимой тепла не будет, отопление не заработает. Да и предприятию нужен газ, чтобы не останавливаться. Завод продолжает работать, не в полную силу, но продолжает. Зарплату выдают. Все, кто в город возвращается, бегут туда устраиваться, а больше и некуда. Там зарплата даже по украинским меркам нормальная. Правда, у нас с начала войны цены раза в три выросли. Хлеб стоил 5 гривен (10 рублей. — Ред.), а сейчас самый дешевый 10 гривен (20 рублей. — Ред.). Есть социальный по 6 гривен, но за ним не угонишься — утром привозят в магазины, и его сразу раскупают. Вроде бы 20 — 30 рублей за буханку хлеба недорого. Но это у вас при зарплате в 30 тысяч. А у меня, например, пенсия в переводе на рубли примерно 3200. Тут уже и 20 рублей за хлеб недешево. Хорошо еще завод помогает с ремонтом домов. Выделяют материалы, собрали свои бригады строителей. Можно по-разному относиться к Ренату Ахметову, но тут надо отдать ему должное. Он сказал, что не бросит тех, кто не бросил его завод. Ремонтируют, конечно, то, что можно залатать. Часть домов, которые совсем разбиты, так и стоят. В феврале 2015-го,
когда сильно бомбили, в некоторых домах рухнули этажи, лестничные пролеты. Глава города сейчас военный комендант Малыхин. Что-то, может, он и делает, но по слухам — делает себе деньги на всем чем только можно.
«Один, который не стрелял»
— Не передать словами то, что творят бойцы нацгвардии помимо обстрелов. В эту армию пришли те, кто больше нигде не пригодился. Они пришли зарабатывать и развлекаться. У меня был такой случай. Пришла на кладбище и задержалась. Нас таких было человек шесть. И тут по нам стали стрелять снайперы. Точнее, не по нам, а рядом. Они нас, как зайцев, между могил гоняли. А мы не понимали, что происходит, прятались, к земле прижимались. Кое-как выскочили. И только за ограду вышли — все прекратилось. Ребята-снайперы просто так забавлялись! Еще был случай — снайпер убил 19-летнего мальчика. Он вышел в огород к бабушке, удобрения раскладывал по грядкам. А снайпер ему в голову выстрелил. Просто так.
Подобных историй уже тысячи. То автобус расстреляли, то частный дом — там матери пятерых детей ногу оторвало. А как-то приезжаю в Доброполье и смотрю — нет постов. Спрашиваю: куда делись? Мне рассказали. Это было летом 2014 года, с Донецка ехала семья беженцев — мама, папа и двое детей. Мама двухмесячного держала на руках, а 13-летняя девочка сидела рядом. Они подъехали к блокпосту, а «бойцы, защитники» просто дали очередь по машине. Попали в девочку. Она скончалась на месте. И, видимо, поняв, что натворили, нацгвардейцы побоялись людского гнева — за ночь блокпост сняли. А не так давно четверо «доблестных воинов» нажрались и пьяные врезались в столб, там и померли. По всем телеканалам объявили, что в Авдеевке погибли (!) четыре украинских солдата. А мы-то знаем, как они погибли.
В Песках (поселок, пригород Донецка. — Ред.) ранили при обстреле мужчину. Его жена побежала к украинским военным за помощью, не было больше никого рядом. Они подъехали, помогли, отправили раненого в Димитров. А потом вернулись и вчетвером изнасиловали эту женщину на глазах у малолетних детей. В тех Песках сейчас две-три семьи осталось от всего поселка.
Я как-то ехала в Киев на электричке, рядом сидел мужчина, видно было, что нервничает, и немного спиртным от него пахло. Не хотелось с ним общаться. Но люди постепенно все вышли, мы почти вдвоем и остались. А у меня сумки тяжелые. Подошла к нему, попросила сумки снять. Ну и разговорились. Он признался, что служил в ВСУ. Сам с Днепропетровска. Поехал деньги зарабатывать, потому что обещали 10 и более тысяч. Пробыл в армии полтора месяца. Но когда посмотрел на все это, отказался выполнять приказы. Стали прессовать. Сбежал. Отсиделся. А теперь не знает, как быть. Домой нельзя — там будут искать. Собирался через знакомых выйти на жену (не звонить же ей по телефону), встретиться напоследок с ней и с сыном, а потом сдаваться. Все равно ведь поймают и под трибунал. «Но воевать, — признался, — я уже не хочу. Я такой один со всей части, кто отказался это делать». Я хотела переспросить: «Это делать» — в нас стрелять?» Но передумала, ему по-любому под трибунал идти.
Стихи Надежды Хорунжей
***
Земля взрывается, и рушатся дома,
Летят от верха к низу перекрытья.
И факты собираются в тома,
А в них людские драмы — как событья.
Вчера из танков по Гагарина пришлось,
Сегодня «Юбилейный» обстреляли,
Такая на Донбассе наша жизнь —
Жестокие военные реалии.
Никто не хочет все остановить,
Огромные замешаны деньжищи,
И что такое человеческая жизнь
Коксовиков или шахтеров нищих…
Сегодня олигархи правят бал
И на крови народной богатеют.
За что, скажите, ваш майдан скакал,
Что получил он от своей затеи?
Сто трупов на майдане ни за что
И тысячи убитых на Донбассе.
Войну, что называете АТО,
Стервятников, дорвавшихся до власти.
О войне
Замолчали повсюду орудия,
Дети в школу сегодня идут,
Зачехлили солдаты оружие,
Чтобы был безопасен их путь.
Не стреляют ни пушки, ни «грады»,
«Васильки» и «гвоздики» молчат.
Тишина как большая награда
Здесь сегодня для этих ребят.
Только мальчик на койке в палате
Перемирью не очень-то рад.
Обстреляли поселок солдаты,
Все погибли: и мама, и брат...
И ему никогда уже в жизни
не подняться на ноги — их нет,
И спасибо родимой отчизне,
Ненавидит ребенок весь свет.
Слезы скорби и слезы печали
Застилают мальчишке глаза.
Разве в Киеве дяди не знали,
Что несет на Востоке война?
«Прекратите войну на Донбассе» —
Нацарапал на стенке слова.
Так хотелось со всеми быть в классе
И чтоб мама осталась жива.
Растоптали солдаты надежду,
Ненавижу такую страну.
Не играть нам с братишкой, как прежде.
Прекратите, фашисты, войну!
