Почему от медсестры зависит половина успешного исхода операции

В канун Дня медицинского работника проводился традиционный городской конкурс, и звание «Лучшая медсестра года» досталось Ирине Казаровой. Она уже 32 года работает в Мариинской больнице, сначала операционной медсестрой, потом — старшей операционной сестрой. Тысячи часов, проведенные за операционным столом плечом к плечу с врачами, сотни судеб пациентов, умение мгновенно реагировать и с полувзгляда понимать нужды хирургов. Ирина Казарова рассказала «МК» в Питере», что значит быть хозяйкой в операционной и почему она уже давно не боится смерти.

Почему от медсестры зависит половина успешного исхода операции
Фото из личного архива Ирины Казаровой

Актриса, юрист, санитарка

— Ирина Васильевна, говорят, медик — призвание. Когда вы это поняли?

— Достаточно поздно! К медицине имела непосредственное отношение моя прабабушка — еще до войны она была повитухой, принимала роды. А бабушка по папиной линии, хоть и была безграмотной сельской женщиной, умела заговорить любую болячку. Но я сама о медицине и не помышляла: окончила музыкальную школу, мечтала стать артисткой и приехала в Ленинград из Пензы — поступать в Институт культуры. Но на экзамене меня неласково спросили: «Раз ты из Пензы, чего тебя сюда принесло?» Это так меня обидело, что я передумала поступать. Затем было вечернее отделение юрфака ЛГУ — хотела стать криминалистом, работала в милиции. Первое мое соприкосновение с медициной получилось, когда я подрабатывала санитаркой в операционной. Но потом вышла замуж, родила ребенка, взяла академический отпуск... И вот иду как-то по Литейному и вижу большой транспарант висит на воротах больницы: «Шестое медицинское училище принимает на учебу медсестер». И я забрала документы из университета — стала получать новую специальность. Хотя директор училища на меня смотрел большими глазами — без пяти минут юрист вдруг решила пойти в медсестры! Мне повезло — начав работать по моей новой специальности, я сразу попала в операционную в нейрохирургическое отделение, посчастливилось работать с Борисом Михайловичем Никифоровым, он был пионером в клипировании аневризмы головного мозга, светилом нейрохирургии.

— И ни разу не пожалели, что вместо криминалистики попали в операционную?

— Нет, едва начала работать там, сразу поняла, что это — мое. Не хочу принижать труд коллег в отделениях, но считается, что именно операционные медсестры — элита. Их никогда не набирали просто так: нужно получить опыт работы в отделениях на посту, в перевязочных и только потом тебя могут взять на испытательный срок в операционную, где более опытные медсестры и сами хирурги смотрят, подходишь ты или нет. Потому что половина успеха операции зависит от честности и порядочности операционной сестры. И это не преувеличение. Исход операции зависит напрямую от того, как подготовлены инструменты, как соблюдены правила асептики и антисептики. Во время операции есть «чистые» и «грязные» этапы. Грязный — это когда вскрывается полый орган, например, кишка. Там работают отдельными инструментами. Когда «грязный» этап закончился и начинается «чистый», медсестра следит, чтобы все поменяли перчатки, инструменты. Как бы прекрасно ни была сделана операция, но если в рану попадет инфекция, швы будут несостоятельны, и все закончится плохо.

Язык врачебных жестов

— Я думала, работа медсестры, как в фильмах — подавать инструменты по приказу: «Сестра, скальпель!»

— Во-первых, опытные медсестры могут и обидеться, если такое услышат. Потому что они умеют понимать хирурга по его жестам. Если он определенным образом повернул руку, значит, ему нужен зажим, если иначе — ножницы. Этот язык жестов между хирургами и медсестрами в совершенстве знают и те и другие. Ведь он экономит драгоценные секунды, а хирургу, который находится в ране во время серьезной операции, не стоит лишний раз отвлекаться от работы и говорить, мол, дай то или это. Тем более сейчас очень много современной аппаратуры, операции выполняются по высоким технологиям, в этих новшествах медсестра должна разбираться. Неудивительно, что маститые врачи и профессора предпочитают работать со своими сестрами, понимающими их с полувзгляда. Операционная сестра должна на три шага вперед знать, что именно сейчас понадобится хирургу, знать ход операции. А во-вторых, сама фраза «Медсестра, скальпель» уже устарела. По новым нормативам все колюще-режущие предметы уже нельзя подавать из рук в руки, теперь медсестра выкладывает их на операционный стол, и хирург берет сам, что ему нужно. Это сделано ради безопасности медиков: сейчас очень много людей с ВИЧ-инфекцией, гепатитами. Передавая скальпели и иглы, можно легко пораниться.

— Получается, операционная сестра постоянно должна быть готова к форс-мажорам?

— У нас вырабатывается мгновенная реакция. Часто пациентов привозят экстренно, например, человек попал под машину, это могут быть множественные травмы. Его кладут на операционный стол, а у него и черепно-мозговая травма, и переломы костей, и внутренние кровотечения. Сестра должна полностью просчитать все непредвиденные ситуации, какие инструменты могут понадобиться, что нужно для остановки кровотечения, какой шовный материал...

— Такие экстренные ситуации часто случаются?

— Довольно часто. Пострадавших в теракте в метро 3 апреля первой приняла наша Мариинская больница — ведь мы в центре города, к нам ближе всего. Сразу развернули восемь операционных столов. Я не в первый раз в таких ситуациях бываю. В свое время, еще в конце 80-х годов, произошла серьезная железнодорожная авария в Бологом, поезд сошел с рельс. Мы с Военно-медицинской академией летали на вертолете, раскрывали там операционные военно-полевой хирургии, я спешно собирала наборы своих инструментов. В 90-е во время передела собственности было много перестрелок, к нам часто везли с огнестрельными и ножевыми ранениями, уже «на трубе», то есть на искусственной вентиляции легких. Тут ты полностью собираешься в комок. Бывает большая кровопотеря, а запасы донорской крови кончились, тогда девочки-медсестры из бригады отдавали свою кровь прямым переливанием. Я сама — почетный донор. Конечно, это стресс. Тем более что медсестры, как и хирурги, не работают «от звонка до звонка». Если операция длится пять часов, то сестра все это время стоит у стола, даже если ее дежурство закончилось.

Зачем мертвецу миллион?

— За долгие годы работы, наверное, внутренне ожесточаешься, уже не принимаешь близко к сердцу чужие кровь и боль?

— Уже не страшно, ты привыкаешь к крови, к поломанным костям. Человека привозят к нам после автокатастрофы в шоковом состоянии с улицы, ты разрезаешь на нем одежду, и вопрос уже не стоит, жалко тебе его или нет. Конечно, ты становишься жестче. Но все равно чужую боль через себя пропускаешь — это факт. И однозначно сопереживаешь. Я работала и на черепно-мозговых операциях, и на сердечно-сосудистых, и на разных других. За исключением детской хирургии. Когда вижу, как на стол кладут малышей, мне тяжело. Видимо, потому что у меня самой трое детей.

— Наверное, самое трудное — привыкнуть к тому, что, несмотря на все усилия, люди иногда умирают?

— Могу сказать, что я смерти уже не боюсь. Откуда мы пришли, туда и уходим. Когда я была молоденькой девочкой, к нам привезли мужчину лет 60 с экстренной ампутацией бедра. У него в руках был полиэтиленовый пакет. Я говорю, пакет в операционную нельзя, а он вдруг признается, что у него в этом пакете — миллион рублей. Такой подпольный миллионер. Тут же вызвали медсестру с поста, миллион пересчитали, оформили — так полагается. А мужчина лежит и плачет. Взял меня за руку и говорит: «Дочечка, вот есть у меня миллион, а зачем он мне нужен? Если бы ты знала, как я жить хочу!» Жена у него умерла, сын погиб, но он все равно хотел жить. Я его слова навсегда запомнила.

«Врач тоже человек»

— Поменялось ли отношение к медсестрам у врачей за последние годы?

— Честно могу сказать, что поменялось, и не в лучшую сторону. Раньше профессор, академик заходил в операционную и медсестре ручку обязательно целовал. А молодое поколение врачей иногда смотрит на сестер свысока, мол, «подай-принеси». Но мы такое отношение пресекаем. Ведь медсестра — хозяйка операционной, от нее зависит и психологический микроклимат во время операции. Например, у знаменитого советского хирурга Александра Вишневского еще с военных времен была своя операционная сестра. И только она могла его успокоить, если он заводился и начинал на чем свет стоит костерить своих ассистентов. Конечно, врач тоже человек, у него может быть тяжелый день, свое плохое настроение он может сорвать на медсестре. Мой муж — тоже хирург, я 10 лет с ним работала. Сколько слез пролила! (Смеется.)

— У нас любят жаловаться, что средний медицинский персонал очень мало зарабатывает...

— Вы знаете, обиднее не это. Я была в Австрии, в Израиле, еще в нескольких странах, ездила обмениваться опытом. Они сразу начинают рассказывать, показывать, как у них все устроено, с таким видом, как будто бы мы только что из пещеры вылезли. Я пару раз не выдержала и говорю, мол, у нас давно та же самая аппаратура. Но у них на медсестер возложено гораздо больше ответственности и полномочий. Они и послеоперационные раны лечат, и трофические язвы, и диабетические стопы. Все то, что у нас делают врачи. И вот это обидно — хочется, чтобы сестры занимались не только выполнением врачебных назначений, рутинной работой, но чтобы и сами могли развиваться, учиться, брать на себя все больше ответственности, больше общаться с пациентами, тем самым разгрузив врача.

Историю самых знаменитых медсестер читайте на наших страницах в соцсетях: facebook.com/mk.v.pitere, vk.com/mkvpitere.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №26 от 21 июня 2017

Заголовок в газете: От бандитских разборок до теракта в метро

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру