Литературная мясорубка
Ничто не предвещало громкой литературной «карьеры». В 1994 году Анна и Сергей Литвиновы создали рекламное агентство. Несколько лет они спокойно занимались бизнесом, а потом случился кризис 1998 года. Работы стало меньше, заказчиков — тоже. Тогда-то Анна, шутки ради, села писать детективный роман. Первые 20 страниц создала сама, показала брату и предложила дописать книгу вместе. Тот согласился.
Сергей Литвинов: Мы начинали около 15 лет назад, и тогда пробиться в мир литературы было куда проще, чем сейчас. Первую книгу никому не известного автора могли издать тиражом 25–30 тысяч экземпляров. А сейчас максимум три-четыре тысячи. К тому же в 90-х годах книжный рынок был еще полупустой: существовали лазейки, лакуны, которые можно было заполнить собой. Что мы и сделали. Рукопись нашего первого романа мы отослали в пять издательств, и четыре из них согласились напечатать книгу.
Анна Литвинова: Сейчас начинающему писателю можно пробиться, если только случится какое-то чудо. Например, ты вдруг уловишь тренд или создашь что-то совершенно необычное вроде «Голодных игр».
— Сейчас можно прожить только за счет литературы?
А. Л.: Разбогатеть точно нельзя. Есть вариант как-то неплохо жить, если ты входишь в первую десятку популярных авторов. Но и в этом случае нужно иметь изначальный тираж от 30 тысяч экземпляров, издавать минимум три романа в год, причем каждый последующий должен быть не хуже предыдущего. Если ты выдерживаешь такой график, то можешь более-менее нормально жить. Если нет, выходишь из игры. Мы, например, стали прилично зарабатывать только после 15-го романа. До этого жили очень скромно. Помню, на море, в наш Краснодарский край, поехали в целях экономии на машине, потому что денег на поезд просто не было. А ведь мы уже тогда были на книжном рынке лет пять, нас знали, приглашали на всевозможные книжные выставки...
— Вы говорите о необходимости издавать минимум три романа в год. Но ведь это практически невозможно. Разве что с помощью литературных негров...
С. Л.: Да где их взять — этих литературных негров? К тому же потом еще замучаешься за ними переписывать. Легче самому сделать.
150 долларов — за книгу
— Помните, какой гонорар получили за первую книгу?
А. Л.: Очень хорошо помним! 150 долларов. Половину этой суммы мы проели в ресторане, а вторую — проиграли в казино. Причем очень быстро.
— В СССР существовала достаточно мощная поддержка писателей и поэтов. Владимир Маяковский, например, разъезжал по Москве на первой в СССР иномарке. А Сергей Есенин был владельцем кафе и двух кинотеатров. Как вы думаете, сейчас государство должно поддерживать литераторов?
А. Л.: Нет, этого не надо! Талантливый толковый писатель, как мне кажется, не сможет к кормушке присосаться. Вместо него это сделают всякие бездари и конъюнктурщики. Может быть, я скажу сейчас крамольную мысль, но литератор, особенно молодой, должен быть голодным. Если у него будет господдержка, то он начнет бесконечно долго ждать вдохновения, а не писать книжки.
С. Л.: А еще мы иной раз забываем, чем оборачивалась господдержка в СССР. На пути к читателю редакторы и цензоры зачастую выхолащивали буквально все, что было в книге умного и светлого. Выходили какие-то оскопленные произведения. Я могу вам навскидку назвать десяток советских писателей, которые были бонзами в литературе, Героями Социалистического Труда. Кто теперь знает их фамилии? А ведь их книги сравнительно недавно издавались огромными тиражами. Но, конечно, тогда появлялись и очень талантливые авторы, например, Виктор Некрасов, Василий Аксенов, Юрий Трифонов.
Секрет успеха — обхаять страну
— Вы пишете вместе, как Ильф и Петров, сидя в одной комнате?
С. Л.: Вместе мы придумываем лишь общий сюжет, а потом расходимся по своим домам и пишем оттуда свои части. Каждому достается примерно по 150 страниц. Конечно, мы пробовали писать вместе, но на это уходит намного больше времени. Да и вещи потом какие-то куцые получаются. Наверно, муза все-таки нисходит в одиночестве.
А. Л.: Если потом в написанном кого-то что-то не устраивает, обсуждаем, вычеркиваем. Очень мало людей умеют аргументированно критиковать. У Сережи получается, если он в духе. И это притом, что я к критике вообще-то очень болезненно отношусь.
— А настоящие профессиональные критики вашу литературу всерьез воспринимают?
А. Л.: Нет. Ни один. Такой уж у нас жанр, что поделаешь... Обидно бывает, когда начинают несправедливо критиковать: чаще всего это делают те, у кого в литературе ничего не получилось. А еще мне обидно, что нас ни на какую премию не выдвигают... А я хочу хотя бы одну получить, хоть самую поганенькую. Знаете почему? Не ради денег! А просто чтобы платье к этому событию сшить.
— Что нужно написать, чтобы критики сказали: «Вот это хорошо»?
А. Л.: Обхаять страну.
С. Л.: Обычно почему-то бывает так: критикам нравится то, что не нравится читателям. И наоборот. А вообще — это последнее дело в работе над книгой, думать: а не написать ли мне «нетленку», которую выдвинут на какую-нибудь премию?
— Но неужели вам никогда не хотелось выйти за границы беллетристики и написать новую «Войну и мир», остаться в веках? Все-таки детективы люди очень быстро забывают...
А. Л.: Никогда не знаешь, благодаря каким книгам тебя запомнят. Поэтому планировать «бессмертие» и думать об этом бессмысленно. Может, конечно, Толстой и собирался остаться в веках, все-таки он был амбициозным человеком. Но, например, Дюма всегда говорил, что его романы — это одноразовые штучки.
Частный детектив — неудачник
— Вы пишете детективы. А в реальной жизни с детективными историями приходилось сталкиваться?
А. Л.: У нас есть очень хороший знакомый — частный детектив, который часто нас консультировал во время написания книг. И я ему как-то сказала: «Олег, давай я на тебя поработаю?» — «Хочешь задание?» — спросил он. И отправил меня разыскивать одного мужчину. Об этом человеке было известно только то, что он изредка, по вечерам, появляется по одному московскому адресу. И вот представьте: полночь, а мне надо ехать на другой конец города. Приезжаю — квартира пустая. Я начинаю там крутиться. Никто не приходит. Мне скучно, холодно, хочется есть. Вдобавок пристают алкаши, узбеки. На следующий вечер я еду опять. И снова безуспешно. На третий вечер позвонила тому самому знакомому и сказала: «Извини, но я больше не хочу работать частным детективом». Так что это сложная работа — написать книгу, что-то придумать за своим рабочим столом куда проще.
— Если представить, что у нас несколько жизней, в следующей вы бы хотели снова быть писателями?
А. Л.: Ни за что! Я бы пошла в медицинский институт, как и собиралась в юности. Все-таки нужна какая-то реальная профессия, приносящая пользу людям.
С. Л.: В нашем деле польза, конечно, тоже есть, но не такая явная. Если ты врач, то сделал бабушке операцию, поставил ее на ноги, и она весело побежала домой. А мы написали книгу — и она улетела куда-то. И что там с ней дальше — непонятно... Кто что прочитал, что подумал, как это на него подействовало? Но, несмотря на все это, литература все-таки одна из лучших профессий на земле. Она немало радостей приносит. Например, когда мы написали первую книгу, никто из родных не знал, что мы занялись литературой. И вот вышел тираж, и мы привезли маме с папой ящик наших книг. Родители были в шоке!
— А детям передать семейное дело не хотите?
А. Л.: У меня младший сын Никитка сказал: буду или поваром, или писателем. Я ответила: уж лучше становись поваром. Мы все хотя бы сыты будем. Но наши дети, естественно, взяли что-то от нас. Например, фантазию. Я думаю, это передается по наследству. Например, наш папа — подполковник в отставке — пишет обалденные стихи по случаю дней рождения, свадеб. Все под стол валятся от смеха, когда он их читает…
