Про Юрия Оттовича можно сказать, что возраст для него — всего лишь цифры в паспорте. На свои неполные 87 лет он точно не выглядит. Юрий Вебер водит спортивный автомобиль и мотоцикл, катается на горных лыжах, запускает культурные проекты. Одним словом, не сидит сложа руки. Даже перед интервью он заявил, что у него есть ровно семь свободных минут, чтобы пообщаться. Правда, в итоге нашему разговору он уделил втрое больше времени. Эти 20 минут пролетели как одна секунда, однако расшифровка диктофонной записи в итоге заняла целую газетную полосу.
О кино
— С кем из известных советских актеров вы дружили, работали? Какие самые опасные трюки у вас были в карьере и много ли было травм на съемках?
— Дружил с Павлом Кадочниковым. Между нами, кстати, завязалась крепкая дружба. У него была трагичная история. Погиб сын в автокатастрофе. Кадочников запил. Я уговорил его вернуться в кино. Думаю, что спас его этим. Еще мы дружили с Донатасом Банионисом («Солярис», «Мертвый сезон», «Никто не хотел умирать». — Прим. ред.). Я был его дублером.
Что касается фильмов, то самые серьезные работы — это «Укротительница тигров», «Семнадцать мгновений весны», «Вертикаль» — с Высоцким, конечно же, который был моим самым близким другом из творческой среды.
Самый сложный трюк из «Укротительницы тигров», к сожалению, не вошел в окончательную версию фильма. В нем нужно было подниматься по круглым сферам на мотоцикле и прыгать в бассейн. Цензура посчитала, что это может шокировать советских зрителей. Наиболее опасный трюк — это авария в «Семнадцати мгновениях весны». Но самый трудный фильм — это «Вертикаль», если говорить в общем. И Высоцкому эти съемки дались с трудом, так как он очень боялся высоты. Кое-как совершил одно восхождение, но о втором, более сложном, уже не могло идти речи.
Если говорить о моих травмах, то я весь переломанный. Но, на удивление, самые серьезные последствия были после перелома ключицы. Он все за собой потянул: и мышцы, и лопатку, и позвоночник. Самое интересное, что у меня из-за этого даже нога отнялась. Что касается моей работы в кино, то она продолжается. Я же не просто так волосы отрастил, а для роли. Буду играть одного мерзавца. Что за фильм, не скажу — это секрет киностудии.
— Как вы попали в каскадеры, что для этого вообще нужно было в то время?
— Скажу честно, все решал блат. Тогда в профессию можно было попасть только по связям. Дядя работал в Госкино, был большим начальником. Я попросил — он распорядился. Вот и все.
О любви к небу и гонках
— У вас есть свидетельство пилота. Как мне рассказывали, вы даже 80-летие за штурвалом отметили. Когда научились летать?
— Не поверите, еще в старших классах. Тогда, после войны, была волна патриотизма, молодому поколению прививали интересы к военному делу. Нас и разминировать учили, и обращаться с оружием, и делать зажигательные снаряды. Летные школы были доступны даже для молодежи. Нам рассказывали о подвигах советских летчиков, которые сбивали немецкие «Мессершмитты». Нас это вдохновляло. Это был настоящий пример для подражания. Мы все записались в школу летчиков с восьмого по десятый класс. В Ленинграде, например, такая школа была в Горской. А вот в училище меня, правда, не взяли. Хотел быть офицером, командиром. Экзамены сдал успешно. Но на присяге сказали, что не принят. Спрашиваю: «Почему»? Отвечают, что не прошел мандатную комиссию. Звание пилота истребителя второго класса я получил в военной летной школе, куда меня направили как не поступившего в училище. Летал на МиГ-15, а потом ушел из армии. Но это другая история.
А про юбилей — правда. Я облетел Петербург на «Боинге». Просто, имея свидетельство пилота, есть возможность записаться на аттестацию. Взлетел на Ржевке, сел в Левашово. Правда, со второй попытки. Первый раз промахнулся мимо полосы.
— Чем советские каскадеры 1950−1960-х годов отличаются от современных? Было ли в ваши годы опаснее, труднее, или наоборот?
— Да. Сейчас все строже. Правда, если тогда все решал блат, как я говорил, то сейчас денежки, как мне говорят знакомые в кино.
— Кстати, вы были еще гонщиком…
— Да, в 1960−1970-х участвовал в ралли в СССР и Финляндии. Брал призы. У нас в Союзе вообще выступал на «копейке», в Финляндии — на Alfa Romeo.
О Владимире Высоцком
— Сейчас вы проводите вечер памяти Владимира Высоцкого. Он был вашим другом. Какие адреса в нашем городе связаны с его именем? Какие у вас самые яркие воспоминания об этой дружбе?
— Наше знакомство состоялось на Греческом проспекте. Там был творческий вечер, квартирник, где выступали барды. Закрытая тусовка. Еще одно место, связанное с Высоцким, — котельная на Васильевском острове. И озеро Лампушка в Ленобласти.
Почему-то запомнилось, как в Ленинграде подвозил Высоцкого до гостиницы на своем мотоцикле BMW. Он не хотел ехать на машине и попросил именно на мотоцикле его подвезти. Катал Высоцкого по городу и привез на Васильевский остров.
А самая яркая история связана с Высоцким и моей женой. Она его очень не любила. И вот я помню, мы ехали в Госстрой по Мясницкой улице в Москве, а там (дефицит же тогда был) работал единственный во всем Союзе магазин, где продавали растворимый кофе. Его нигде нельзя найти было! Мы остановились, чтобы туда зайти. Ну, жена пошла, а я остановился покурить у навесика. Сунул в зубы сигарету «Прима», чиркнул спичкой, и у меня коробок упал. Я нагнулся. И понимаю, что с кем-то лбом столкнулся. Сигарета выпала. Смотрю, а на асфальте рядом с ней лежит спичечный коробок, но не мой. Поднимаю голову. А рядом Володя! Лбами с ним столкнулись (смеется). И тут выходит Наташа (жена. — Прим. ред). Говорит: «Чего ты к человеку пристал, пошли, нас ждут в Госстрое». А я говорю: «Так познакомься с Володей».
— О чем бы пел Высоцкий, если бы дожил до наших дней?
— О том же. «Я не люблю, когда стреляют в спину». Сегодня эта строчка стала еще более актуальной.
О Петербурге
— Вы получили специальность архитектора и работали в этой сфере? Есть в Петербурге здание по вашим проектам?
— Да, есть. Но, если честно, я занимался проектированием социальных объектов. Они, в принципе, ничем не примечательны с архитектурной точки зрения. Это больницы, поликлиники, роддома. Так получилось, что я работал в организации, которая сотрудничала с Минздравом. Кстати, по моим проектам строили не только у нас в городе, но и по всей стране. Пару зданий возвели в Финляндии, в Турку и Хельсинки.
— Как изменился Петербург за последние 70 лет?
— Наш город растет. И так будет всегда. Замереть он не может. Даже Венеция обстраивается новыми домами. Если бы города не росли, мы бы так и жили среди пирамид. Другой вопрос — что строить? Я сам был членом градостроительного совета, принимал в жизни города участие. Добивался того, чтобы «Охта-центр» стал «Лахта-центром». Объяснял, что башню нужно строить подальше от старой застройки, чтобы город не захлебнулся в пробках.
О музыке, семье и планах
— Вы успели освоить множество специальностей. Скажите, а есть то, чему вы пытались научиться, но у вас так и не получилось?
— Петь. Люблю, но нулевой слух. Хотя музыкальные инструменты я немного освоил в детстве. Играл на валторне и барабане в Прокопьевске. Состоял в школьном оркестре. В детстве даже этим зарабатывали. Играли на похоронах. А они там проходили часто, регулярно, каждый день гибли шахтеры, а мы приходили и получали копеечку.
— У вас четверо детей и десять внуков. Они разделяют ваши увлечения?
—Да, они все горнолыжники и байкеры, даже дочка, которой уже 60 лет, гоняет на мотоцикле. Кстати, с женой Наташей мы вместе уже 50 лет, у меня и у нее это третий брак.
— Какие у вас планы на ближайшее будущее?
— Сейчас состою в Дворянском собрании и Скобелевском комитете. Готовим патриотические и просветительские проекты. Мы ведь русские и живем в России.
Между тем
«В справке о рождении — дата, имя и температура воздуха»
— Юрий Оттович, вы успели отслужить военным летчиком, поработать каскадером, альпинистом, архитектором, занимаетесь искусством, увлекаетесь историей, катаетесь на горных лыжах, продолжаете сниматься в кино. Как у вас получилось столько успеть в жизни? Откуда у вас так много энергии?
— Жизнь у меня непростая. Я родился на Колыме. В поселке Оротукан под Магаданом. Но не в лагере. Родителей просто сослали, к счастью, не посадили. Отец был немцем, а мать дворянкой. От ГУЛАГа семью спасла только специальность отца — от был картографом, ценным профессионалом своего дела, каких тогда в СССР были единицы. Роды у матери принимал фельдшер, который даже не выдал свидетельства о рождении. Этот документ я получил позже. Вначале была только справка. В ней была дата рождения, имя и температура воздуха — минус 71 градус.
— Это вас закалило?
— Да (смеется). Отец мой, кстати, из поволжских немцев. Его семья была там очень известной. Дед построил в Поволжье две церкви: немецкую и русскую православную, а еще художественную гимназию. Родителей свела специальность. Отец был главным инженером четырех картографических фабрик. Мать окончила топографический техникум в Ленинграде, в институт ее не взяли из-за дворянского происхождения. Вот там в техникуме они и познакомились. Вместе готовили карты для Красной армии. Если бы не Зимняя война, отца вообще могли бы расстрелять или дать ему лагерный срок. Спас личный указ Лаврентия Берии. Сталин признавал только карты, выпущенные фабрикой, где работал отец. Поэтому оставили поселение. Отец выжил, но последние годы провел в Сибири на Кузбассе, в захолустье, в шахтерском городке Прокопьевске. Там жила тетя, сестра мамы, она была заслуженным физиологом. Она меня, кстати, усыновила. Но это была формальность, чтобы в паспорте не была написана национальность — немец. Получил бы немца — и все! — это бы помешало и получению образования, и карьере. Поэтому по документам я русский, хотя и Юрий Оттович Вебер. Жизнь была тяжелая, я хватался за все, был таким предприимчивым. В юности увлекался боксом и даже стал чемпионом Кузбасса. В Ленинград я вернулся уже после снятия блокады.