Про то, как Ксения приехала на съемки итальянского режиссера Джузеппе Торнаторе, фильм которого «Незнакомка» с ней в главной роли победил в пяти номинациях премии итальянской киноакадемии «Давид ди Донателло». Про смешной студенческий этюд «Мама-утка», сделавший ее звездой курса, а потом попавший в фильм Дуни Смирновой «Два дня». Про работу в сериале «Ликвидация» и про то, что она до сих пор не считает себя настоящей актрисой, потому что большинство фильмов со своим участием терпеть не может.
Что делать, если муза не посетила
— Чем отличается хороший артист от плохого? У плохого два штампа, а у хорошего — миллион. В таком случае «штамп» и есть актерское умение. Совершенно незаштампованных актеров я не знаю. Бывают ситуации в кино (слава богу, они со мной происходят редко), когда режиссер сам толком не представляет, что делать, и уж тем более не может донести это до нас. Но звучит команда: «Свет, камера, мотор!» И вообще непонятно, что играть. Поэтому у меня есть один любимый штамп, который я называю «коровий взгляд». Просто делаю томные глаза и смотрю в камеру. Можно потом подложить этот взгляд под любое переживание.
Щека Торнаторе
— Я приехала на первую встречу с Джузеппе Торнаторе, вообще не говоря по-итальянски. Но сценарий «Незнакомки» у меня был весь исписан мелким почерком. Я делала пометки с вопросами на всех свободных местах между строчек. «После-жизнь?!», «пред-жизнь?!», «между-жизнь?» — и так до последней страницы. Слава богу, я не могла все это перевести на итальянский, а Торнаторе не понимал по-русски. И, снимаясь в «Незнакомке», я поняла, что может сработать не только твоя актерская школа, а совершенно другие вещи. Порой нужно просто включать сострадание к героине. И довериться режиссеру, который принимал участие в съемках таким образом: вставал из-за монитора и подходил близко-близко к камере. Потом прислонялся к ней щекой и просто весь дубль смотрел на то, что я делаю.
Школа с видом на Колизей
— Одну из сцен «Незнакомки» мы снимали в гимназии Рима, окна которой выходят на Колизей. Представляете, что должно вырасти из учеников, которые столько лет подряд видят в окне такое величие! Стены коридоров у нас в школах увешаны плакатами и стендами с агитками, где перечисляется, что нужно сделать и к чему стремиться. А в Италии другое воспитание. Самый крупный плакат на стене гласит «Права ребенка», ниже приведен телефон, куда обращаться, если они нарушены. В итальянской школе благотворительность — один из предметов. И в каждом классе есть список, кому можно помочь и в каком благотворительном проекте поучаствовать. Это здорово.
Сострадание к бабочкам
— Для меня благотворительность — непростая тема. Ведь я попечитель фонда «БЭЛА», который помогает детям-«бабочкам». Эти ребята больны редким генетическим заболеванием — они рождаются без кожи и живут так всю жизнь. Многие вообще не выходят из дома. Тех, у кого форма заболевания полегче, приглашаем к нам на спектакли. Сложно объяснить, почему я стала заниматься благотворительностью. Да и не нужно, наверное. Ребятам я не только сострадаю. Когда общаюсь с этими детьми, собственные проблемы кажутся настолько несущественными!
Ради Чехова села на велик
— Для того, чтобы сыграть Нину Заречную в «Чайке» (спектакль идет в Малом драматическом театре. — Ред.), мне пришлось научиться ездить на велосипеде. Я этого не умела, и вдруг Лев Абрамович Додин предлагает: «Главные героини здесь не вбегают, а въезжают на сцену...» А в нашем театре на сцену не то что въехать — войти сложно. Там все очень хрупкое, узкое, тесные коридоры. Я решила, что это шутка, и на следующей репетиции «прикатила» на сцену с рулем от велосипеда, делая примерно так: «Брум-брум-брум...» Режиссер на меня посмотрел, словно на чокнутую. Я поняла: шутка не прошла, на следующий день мне выдали велосипед для обучения. Сначала каталась на нем по театру, задевая все, что попадается на пути. Но потом поняла, что нужно уже как-то выдвигаться на улицу. В итоге катаюсь на велике по сей день.
«Я — самоедка»
— Творчество мое мне не нравится, я самоедка и не могу смотреть на себя на экране в 90 случаях из 100. В каком-то смысле я ненастоящая артистка. Не всегда погружаюсь в роль с головой перед съемками или спектаклем. Разогреваюсь, делаю разминку — да. Думаю о роли — да. Но я не просчитываю заранее каждое движение, каждую деталь, не сливаюсь с героиней. Возможно, это неправильно. Когда я заканчивала театральную академию, мой педагог Вениамин Фильштинский напутствовал: «В тебе много от обывателя, борись с этим!» Лишь с годами я поняла, насколько он прав. Я не из тех, кто, просыпаясь, уже входит в образ. И иногда я вообще не знаю, что делать на сцене. А есть другая школа, где, прежде чем что-то играть, нужно распланировать и прочувствовать все до мелочей.
На съемках «Ликвидации» я многому училась у коллег. Полина Огуреева, к примеру, удивилась тому, что я не представляю, что буду делать в кадре, и действую по принципу «куда поведет». «А если не поведет?» — однажды спросила она. И объяснила, что сама, пока не выведет точного рисунка роли, в кадр не войдет. Мне хотелось бы овладеть этим полезным навыком, но изначально у меня другая школа — интуитивная.
Утка для Бондарчука
— Мой смешной студенческий этюд «Мама-утка» был использован в фильме Дуни Смирновой «Два дня». Он вписался в сцену нашей первой любовной ночи с героем Федора Бондарчука. Сама постельная сцена, как таковая, там отсутствует. Но показано общение, как герои едят, что-то говорят друг другу, дурачатся. И есть момент, где, уходя на кухню, я делаю так: «кря-кря-кря» (припадает на одну ногу, переваливается). Потом Федор подхватывает, и влюбленные ходят так по кругу вместе. Рассказ про мой институтский этюд Дуня подслушала в перерыве между съемками, так «Мама-утка» и попала в фильм. На самом деле роли мам я играла часто и много, лет с 25. Мои киношные и театральные «дети» были не намного младше меня в жизни.
«Живу в реальности»
— Я не путаю реальность и сцену и в жизни никогда не играю. У меня нет такой проблемы. Не знаю, к сожалению это или к счастью, но, выйдя из театра (или из кадра), я быстро переключаюсь на обычные дела. Как говорится, без фанатизма.
Кстати
Трудная студентка
На курс к Вениамину Фильштинскому в Театральную академию Ксения поступала дважды. Первый раз через два года ушла, рожать дочь. Но поступила еще раз, снова «на общих основаниях». Ее бывшие однокурсники Хабенский и Пореченков были уже без пяти минут звездами, а она проходила туры. Начала учиться второй раз с «нуля». Фильштинский до сих пор считает Раппопорт одной из самых трудных учениц из-за того, что она задавала очень много вопросов, спорила и буквально «съедала» себя на занятиях.
Фото Андрея Федечко
