«Все запрещено»
Чаще всего врачи не дают свой личный номер родственникам пациентов, оно и понятно, если все будут звонить узнать, как чувствуют себя их близкие, на лечение совсем не останется времени. Однако часто на медицинские посты в отделениях не получается дозвониться целыми днями, а больной человек не может самостоятельно найти розетку для зарядного устройства, и связь с родственниками теряется.
Обычно для тяжелых пациентов предусмотрена возможность посещения ближайшими родственниками — для помощи в гигиенических процедурах и другом уходе. Однако сейчас на все вопросы о возможности согласования визита медики отвечают: все запрещено. Это все приводит к тому, что люди, оказавшиеся и так в непростой ситуации, могут испытывать чувство брошенности. Медицинский персонал старается уделять внимание, но не всегда его хватает. В случае какой-то спорной ситуации родственники, находясь, по сути, в информационном вакууме, не всегда имеют возможность помочь близкому отстоять свои права.
Занятые ординаторы
Правда, в век информационных технологий узнать о состоянии больного человека стало намного проще. Большинство документов, касающихся медицинской помощи, врачи выкладывают в профиль пациента на сайте «Здоровье петербуржца». Правда, для того чтобы родственники могли посмотреть данные об осмотрах, заключения и результаты анализов, им нужно знать логин и пароль пациента на «Госуслугах».
«У моей мамы за последние несколько месяцев было три госпитализации. Две из них попали на период закрытия стационаров для посещения. В первый раз врач сразу же на консультации продиктовала личный номер и дала добро на звонки. Это очень помогло морально, потому что врач была примерно моего возраста и предельно подробно объясняла ход лечения, рассказывала о состоянии матери, расшифровывала непонятные термины и давала понятные рекомендации. У мамы нарушения когнитивных функций. Медики относились с пониманием и были очень отзывчивы», — рассказала петербурженка Настасья, сейчас занимающаяся лечением матери, у которой обнаружили онкологию на поздней стадии.
«Вторая госпитализация пришлась на период послаблений, и хоть на отделение нельзя было пройти, была возможность встретиться с мамой, передать ей вещи и обнять. Номер телефона на посту отделения всегда работал, и когда маму перевели в реанимацию, медсестры держали в курсе и подробно рассказывали, что происходит, — продолжает Настасья. — В третью госпитализацию лечащий врач дала лишь номер ординаторской на отделении, в которую было невозможно дозвониться. В палате произошла непонятная ситуация, из-за которой моя мама оказалась в другой палате одна. Она была этим очень обеспокоена и сильно переживала. На фоне этого в какой-то момент она не смогла, видимо, зарядить свой телефон, и связь с ней прервалась. Лишь один звонок на отделение увенчался успехом, и медсестра пообещала, что зайдет к маме и посмотрит, что произошло с телефоном. Однако ничего не изменилось, и дозвониться на отделение в течение дня больше не получалось. Сложно описать, как я нервничала до того момента, как на следующий день маму выписали и я смогла с ней пообщаться».
Променад по палате
Подобная ситуация, абсолютно правомерная с точки зрения законов и указаний Роспотребнадзора, продолжается уже больше двух лет. Весной 2020 года люди, которым требовалось лечение, по сути, оказывались в добровольном заключении. Прогулки разрешались только в пределах больничной палаты. Тогда не только пациентам, но и медикам пришлось впервые столкнуться с жесткими правилами и привыкать к новой реальности.
«Лежала в стационаре НМИЦ онкологии им. Н. Н. Петрова в Песочном в апреле 2020 года. Пандемия только началась, карантин был очень жесткий. Если раньше можно было без проблем погулять во внутреннем дворике и даже дойти до ближайшего магазина, то в коронавирусные времена был запрещен выход даже в коридор: только в туалет и на процедуры. Гуляли в палате: между дверью и окном. Никаких посещений, естественно. В строго определенные часы (не дай бог опоздать) передачи принимали на первом этаже лечебного корпуса. По количеству передач ограничений не было. Сестра-хозяйка иногда обходила палаты и собирала записки нуждающихся в лекарствах и предметах гигиены (не у всех родственники в Петербурге), сама затем покупала в местной аптеке. Связь с врачами была налажена только у тех, у кого были телефоны этих самых врачей. Если доктор принципиально телефон пациенту и родственникам не дает (а таких очень много), то остается уповать на телефон отделения, а тут уж как повезет дозвониться», — поделилась не самыми приятными воспоминаниями петербурженка Ольга, борьба с болезнью которой пришлась на самый разгар пандемии коронавирусной инфекции.
«Пациент сам все расскажет»
Изменения в коронавирусных ограничениях, никак не повлиявшие на связь с врачами, испытала на себе и петербурженка Наталья, свекор которой за последние два года дважды попадал в больницы.
«Весной 2020 года, когда запреты были очень строгими, его увезли в Кронштадт с подозрением на компрессионный перелом позвоночника. Получить подробную информацию о лечении по телефону не получалось — меня лишь успокаивали, что «все нормально, лечим», и диктовали названия лекарств, которые нужно было купить и привезти. В палату не пускали, можно было лишь в определенные часы передать вещи через санитарку или медсестру. Узнать детали у самого пациента, как это советовали врачи, тоже не выходило. После пережитого инсульта он стал говорить весьма невнятно», — рассказывает петербурженка.
Уже после выписки свекра из больницы Наталья из медицинских документов узнала, что у него диагностировали токсический гепатит (показатели АЛТ и АСТ были превышены в 100 раз). По словам женщины, ей пришлось изрядно побегать по врачам и отсидеть многочисленные очереди в поликлинике — в пандемию участковые терапевты (те, что оставались в строю) работали на разрыв, вынужденные и принимать больных в медучреждении, и выезжать к пациентам на дом. Лишь спустя полгода показатели печени пришли в норму.
«Второй раз свекор попал в больницу летом 2022 года. Неудачно встал с кресла, запнулся о ножку, упал и сломал шейку бедра. Скорую вызывал пришедший на дом хирург. Фельдшеры запретили мне ехать с ними, так как еще действовали коронавирусные ограничения. Зато увезли свекра в довольно известный, авторитетный стационар. А после этого начались сложности. На протяжении вечера и ночи я звонила в приемный покой, но так и не получила подробной информации. Два раза мне сказали, что свекор еще на обследовании, и уже глубокой ночью сообщили, что его перевели в отделение, но окончательный диагноз не назвали», — рассказывает Наталья.
По словам женщины, утром она, забыв о ковидных ограничениях в стационарах, отправилась в больницу, чтобы узнать о назначенном пенсионеру лечении. Говорит, что абсолютно спокойно прошла мимо двух постов охраны, на одном лишь утвердительно кивнула в ответ на вопрос: «К лежачему?».
«Это были последние дни перед официальной отменой ограничений в больницах. В городе уже отменили масочный режим и другие запреты. Может, поэтому меня никто и не останавливал. Но даже при личных визитах я не могла узнать подробностей о лечении свекра. Лечащего врача я вообще поймала случайно, когда решила у первого появившегося в коридоре медработника уточнить, в какую палату мне идти. Но на вопросы о диагнозе он лишь сообщил, что будет готовить моего свекра к операции по установке протеза, и велел купить компрессионные чулки. Сказал, что все подробности смогу узнавать от самого пациента. Больше я врача не видела. По телефону, стоящему в отделении, мне информации не давали. Благо около всех кроватей в палате были розетки и свекор мог поддерживать заряд батареи телефона. Частично что-то прояснялось при посещениях, — сообщила Наталья. — Меня, конечно, такое удивляет. Врачи видят в анамнезе инсульт, слышат, как разговаривает пациент, и говорят: «Сам все расскажет». Удивительно».
Женщина добавляет, что детали обследований и хирургического вмешательства она узнала лишь из документов, полученных при выписке. Благодаря им же составила список препаратов, которые следовало принимать свекру после операции.
«Изолируют вместе с больным»
Между тем не во всех странах врачи придерживаются строгого запрета на посещения в стационарах. Так, в Израиле, где ситуация с COVID‑19 была беспрецедентной, посетить родственника в 2021 году не составляло никакого труда даже в период локдауна.
«Моему близкому родственнику пришлось лежать несколько раз в больнице в 2021 году. При этом у меня и мамы не было никаких проблем с посещением. Конечно, мы постоянно носили маски, через каждые несколько метров стояли антисептики», — рассказала Изабелла, много лет назад эмигрировавшая с семьей из Петербурга в Израиль.
Она уточнила, что даже в реанимацию можно попасть, нельзя находиться в помещении только в определенные часы, когда врачи проводят обход и работают медсестры. Родственники обычно это время тратят на перекус. Если человек проходит лечение, в рамках которого подавляется иммунитет и угроза инфекций возрастает, то одному из родственников предоставляется возможность постоянно находиться рядом с пациентом — для этого приходится фактически переезжать в больницу. Если человека нужно сменить, то уже другой родственник проходит исследования и, по сути, изолируется вместе в больным.
Госпитализация как лотерея
В России сейчас родственники, которые привозят своих близких в больницу, переживают, что человек не получит должного ухода. Со всех сторон раздаются советы, что нужно заплатить персоналу, чтобы больному уделялось больше внимания. Однако стоит отметить, что подобные действия подпадают под положения статьи 291 Уголовного кодекса (дача взятки). К тому же сейчас на отделение просто никого не пускают, поэтому контакт с персоналом больницы установить довольно сложно. Как быть уверенным, что лечение пройдет хорошо и уход будет должным, непонятно. Получается, что госпитализация становится лотереей, в которой можно вытащить несчастливый билет.
