Нам удалось поговорить не только о корпоративных конфликтах с иностранными собственниками, но и о том, как так получилось, что крупное стратегическое предприятие с миллиардным оборотом возглавила женщина. И о том, чем приходится жертвовать, чтобы держать под контролем столь огромную и стратегически важную для России компанию.
Переворотный год
— Елена Леонидовна, не так давно Вы обратились в Следственный комитет России с заявлением, что в отношении Вас и компании, которой Вы управляете, совершено преступление. Расскажите, пожалуйста, как такое могло произойти и на что именно Вы, как руководитель, хотите обратить внимание следователей?
— Для того чтобы понять, что происходит сейчас, необходимо вспомнить историю «Петербургского нефтяного терминала», который в этом году отметил свое 29-летие. Много лет назад мой муж Васильев Сергей Васильевич и его партнер Скигин Дмитрий Эдуардович фактически с нуля создали ПНТ.
Компания в том виде, в котором она существует в настоящее время, возникла не в результате приватизации, как многие другие компании постсоветской эпохи, а в результате реализации непростых и нестандартных решений, помноженных на ежедневный труд и полную самоотдачу. Долгие годы совместного управления привели предприятие к процветанию. Но в 2003 году Дмитрий скончался в Ницце после продолжительной болезни. У него остались наследники: четверо детей от трех браков. Перед смертью он просил Сергея присматривать за его детьми: совершеннолетним на тот момент был только Михаил — старший сын Дмитрия. Почти 20 лет, до 2022 года, мой муж опекал наследников своего бывшего партнера. В этот период он стал наставником Михаилу Скигину. Его встретили очень тепло на предприятии, ввели в курс дела и сделали председателем совета директоров ПНТ. А потом произошли события, которые изменили все.
В январе 2022 года у моего мужа произошел инсульт. Через месяц началась специальная военная операция. Эти два события в корне изменили поведение партнеров.
У меня тогда не было стремления чем-либо управлять. Я плотно занималась лечением нашего старшего ребенка: она инвалид с детства. Сейчас ей 27. Пять лет назад мы с мужем решили, что нужны еще наследники. У нас родились двое малышей. Мне было не до бизнеса. В 2022 году среднему ребенку было три года, младшему — всего год. И все рухнуло в один момент.
Конечно, было непросто. Муж лежал в больнице, Скигины в России появлялись наездами (Михаил и его брат Евгений являются гражданами Германии, сестра Полина преимущественно проживала во Франции и Швейцарии), надо было присматривать за бизнесом, а никто не хотел брать на себя ответственность. Надо отметить, что есть еще одно важное обстоятельство, о котором не сказать нельзя. В 2021 году мой муж начал процесс деофшоризации (перевод бизнеса в Россию) своей части бизнеса, который задумал еще давно: решил переоформить на себя 50% долей в ПНТ, которыми владела подконтрольная ему кипрская компания Mobalco Holdings Ltd. И уже закончил юридически этот процесс и оформил все в соответствии с требованиями российского законодательства.
В первом квартале 2022-го со мной на предприятии никто не хотел общаться, поскольку формально у меня не было полномочий. Но после того, как в апреле муж оформил на меня доверенность, предвзятое отношение ко мне, как к женщине-самозванке, влезающей в «мужской» бизнес, прошло. В итоге летом того же года меня включили в совет директоров, а затем меня избрали его председателем. Совет директоров принял такое решение, отдав мне свои голоса. Владельцы кипрской компании Tujunga Enterprises Limited Скигины, тоже принимавшие участие в этом голосовании, высказались за мою кандидатуру. Но зачастую другие партнеры называли меня «председатель по доверенности» и с учетом того, что я женщина, не воспринимали всерьез, можно сказать, вели себя немного агрессивно. Поэтому мы с мужем приняли решение, что он передаст мне 50% акций компании в дар, что и произошло в 2022 году.
Теперь же акционер ПНТ — кипрская компания Скигиных Tujunga Enterprises Limited — вопреки здравой логике (ведь дивиденды акционера напрямую зависят от успешной работы) вставляет палки в колеса нашему общему предприятию. Мы сообщили в Следственный комитет, что, по нашему мнению, лицами из числа владельцев этой компании, официально управляемой Скигиными, весной 2020 года они незаконно, в нарушение принятых для этого процедур, предположительно приобрели у иностранной компании «Алмонт Холдингс Лимитед» 19% акций АО «Петербургский нефтяной терминал». Такое приобретение, по имеющимся у нас сведениям, проведено в нарушение закона РФ, который обязывает в таких случаях получить специальное разрешение при покупке уже более 5% акций. По нашим сведениям, они таких разрешений не получали. В итоге Tujunga сейчас, как я считаю, незаконно владеет пакетом в 50% акций ПНТ и имеет возможность влиять на работу нашего предприятия.
Свое влияние можно использовать по-разному. Tujunga решила для себя этот вопрос довольно странно для владельца (собственника): своими действиями она (ее владельцы) последовательно дестабилизируют работу ПНТ. Они не скрывают, что поставили перед собой цель — завладеть принадлежащим мне 50%-ным пакетом акций ПНТ. Зная, что решения общего собрания по значимым вопросам принимаются большинством голосов акционеров (3/4) и без их участия собрание акционеров не провести, представители кипрской компании, нарушая свои прямые обязанности, препятствуют проведению общих собраний акционеров, делая невозможным среди прочего переизбрание генерального директора «Петербургского нефтяного терминала». Срывом собраний и множественными исками они снижают экономическую эффективность предприятия. ПНТ их действиями уже причинен ущерб на сумму не менее 4 млн рублей. Мы просим следователей возбудить уголовное дело по статьям о фальсификации реестра владельцев ценных бумаг и причинении имущественного вреда без признаков хищения и максимально внимательно изучить все представленные нами доказательства.
— Но кипрская компания Tujunga Ltd, в свою очередь, параллельно судится с Вами. По сути, требуя передать им 50% акций, которые Сергей Васильев подарил Вам. Что сейчас с этим судебным процессом?
— В первой инстанции мы дело выиграли: Скигиным отказали. В сентябре состоится заседание суда апелляционной инстанции: они оспаривают факт дарения моим мужем акций мне. Когда у нас со Скигиными были еще спокойные отношения, наши юристы предлагали Михаилу перевести все в Россию, как это сделал Васильев С. В., мой супруг. Ведь СВО внесла коррективы в бизнес: стратегический объект не должен находиться под контролем недружественной нашей стране кипрской компании (а Кипр входит в перечень недружественных по отношению к РФ государств). Иностранная компания не должна, да и не имеет возможности, приобрести так запросто активы стратегического предприятия — это запрещено законом (согласно закону № 57-ФЗ об иностранных инвестициях в стратегические предприятия РФ сделки, совершенные без предварительного согласования с правительственной комиссией, признаются ничтожными. — Прим. ред.). Но у Скигиных, вероятно, свое видение на этот счет. Какой-то согласованности между действиями Скигиных и нормами нашего законодательства я пока не вижу. Поэтому суд согласился с нашей позицией в споре о дарении акций мне супругом, а чтобы незаконный переход остальной части акций не остался без внимания правоохранителей, мы и обратились в Следственный комитет.
— Как производится управление компанией, при условии, что 50% стратегического предприятия находится в руках руководства иностранной структуры?
— Совет директоров контролируется российской стороной. Братья Скигины — Михаил и Евгений — входят в него, но на заседания не приезжают, поэтому все решения принимаются без них. Это вынужденно: они просто не отвечают на сообщения, письма и запросы. А у нас сейчас идет масштабная реконструкция. Все акционеры выражают свое мнение по обсуждаемым вопросам, а они с 2022 года не отвечают.
Они приезжают в Петербург, но не посещают стройку, отстранились от деятельности ПНТ, только иски подают. Заявляют, что я их, так сказать, «подвинула». Но это неправда. У нас часто проходят заседания совета директоров, так как вопросов, которые нужно решить, немало. Они же не приезжают, а просто присылают через юристов бумажки, что наш совет директоров якобы нелегитимный. При этом они же сами и заблокировали собрание, на котором мы должны были избирать новый совет директоров.
И где логика? Скорее, присущая европейцам двойственность оценки поступков. Или, как любят говорить на Западе: «Это другое».
Между тем вопросы есть и к самой Tujunga. Нам известно, что одна из дочерей покойного партнера моего мужа Полина не хотела участвовать в строительстве терминала (зачем вкладывать деньги в Россию, когда их можно получить в России, а потратить на Западе), об этом нам в письме сообщили адвокаты. И мой муж, когда еще был здоров, обсуждал с ней этот вопрос. Есть подозрение, что в итоге Полина, несмотря на наличие договора с ПНТ, продала свои акции кипрскому офшору Tujunga. Она не жила в России, росла в Швейцарии и Франции. Полина — западный человек со своеобразным мышлением. Сейчас мы через суды — в России и заграницей — пытаемся получить информацию и выяснить, кому теперь принадлежат акции, которыми она владела.
Но дело идет тяжело: нам предоставили только документы на офшоры, которые нам уже известны, а вот информации о конечном бенефициаре нет. А нам на фоне изменившейся ситуации и инцидентов с прилетами беспилотников (БПЛА уже неоднократно пытались атаковать территорию ПНТ) очень хочется знать имя этого бенефициара.
Жизнь, полная испытаний
— Когда Вы поняли, что Вам придется взять в свои руки крупную компанию с многомиллиардным оборотом, какие были эмоции, что тогда испытывали?
— Все получилось само собой. Передо мной стояла задача — выжить и сохранить бизнес. Вы же помните 2022 год: доллар взлетел выше некуда, была неразбериха. Я на фоне всего этого познакомилась с руководящим составом, финансовым директором, юристами компании, старалась вникнуть в дело, которым занимался муж. Поначалу меня всерьез не воспринимали: надеялись, что вернется Сергей. Но, увидев, что я не временная номинальная фигура, а действительно хочу продолжать развивать дело супруга, коллектив предприятия, сформированный десятилетиями, состоящий из настоящих профессионалов, трепетно относящихся к своему делу, выдал мне «кредит доверия». Постепенно у нас сложилось нормальное деловое общение со всем управленческим составом. В том же году сами Скигины проголосовали на собрании за то, чтобы я вошла в совет директоров.
Конечно, эмоционально было тяжело — требовалось и вникать в вопросы, и семьей заниматься: муж только начал проходить реабилитацию и восстанавливаться. Я во все это вникала, а дома параллельно занималась мужем и детьми. Так как дочь — инвалид с детства, к коляскам я привыкла. Понимала, что реабилитация мужа будет долгой. Но со взрослым человеком легче, чем с ребенком, который не понимает, что теряет, и не имеет стимула к навыкам. Конечно, в такие жизненные периоды поддержка не бывает лишней. А что сделал Скигин? Он сначала приехал к нам в гости, когда Сергей был еще в больнице на реабилитации, а потом написал заявление, что я насильно его удерживаю в медучреждении, от всех скрываю, фактически похитила его (видимо, по их логике, от самой себя?). Приезжала полиция, разбирались. Затем Скигин заявил, что я переписываю на себя имущество мужа. А мне зачем такая лишняя головная боль с различными взносами, налогами и так далее? Мне мужа надо лечить, бизнес его сохранить, детей на ноги поставить.
— Елена Леонидовна, в прессе Вы фигурируете исключительно как деловая женщина, но нигде не рассказываете о своем становлении как человека, которым Вы сейчас являетесь. Расскажите немного о себе.
— Я родилась в Выборге — очень красивом, замечательном городе в Ленобласти. Там прожила все детство. У меня был старший брат. Мама очень хотела, чтобы он получил высшее образование, но он выбрал ПТУ. После этого она всегда говорила, что теперь все надежды только на меня. В 17 лет меня практически силком отправили в Петербург с условием, чтобы я поступила в какой-нибудь вуз. Так как в школе я была отличницей, но предпочтение отдавала точным наукам, выбрала Инженерно-экономический институт, муниципальный факультет.
Все пять лет обучения прожила в общежитии на Кузнецовской. В 1990-м, окончив вуз, поехала в Выборг. Распределение к тому времени уже отменили. Пыталась устроиться в местный ЖЭК, но мне сказали, что у них денег на зарплату сантехникам нет, им молодые специалисты не нужны. Для того чтобы выжить, я вернулась в Петербург и пошла работать продавцом в коммерческий магазин, там платили хорошие деньги. Начала снимать квартиру.
В 1991 году полетела с подругой в Ялту, но она, заболев, вернулась домой раньше, а я на обратном пути в самолете познакомилась с Сергеем. Оказалось, что мы живем в соседних домах. Потом смеялись, что очень удобно получилось: проводил девушку, а самому практически в соседний подъезд идти. В 1993-м мы расписались. Свадьбу не играли: на это не было денег. Сергей переехал ко мне, потому что так было выгодней. Началась наша долгая совместная жизнь.
Мы вместе прошли через много испытаний, три покушения на Сергея. То, что во время последнего, в 2006 году, его спас телефон, — не миф. Пуля попала в него. Сергей потерял палец, несколько осколков телефона пробили голову. Врачи предупреждали, что когда-нибудь они дадут о себе знать, но никто не мог спрогнозировать сроки. Муж не пил, не курил, никогда не жаловался на давление, а в 2022-м произошел инсульт.
Пока муж работал, я училась: у меня четыре высших образования. Последнее получила в 50 лет, выучилась на ветеринара: всю жизнь подбираю кошек и собак, даже вот лисенка-сироту принесла. Сейчас Сергею 69, мне 56. Муж пережил инсульт, у меня на руках дочь-инвалид и двое маленьких детей. И знаете, что могу сказать? Деньги ничего не решают. Я ими вообще не пользуюсь — на это нет времени. Мы иногда смеемся, что я животным домашних кур на рынке покупаю, а себе — хот-дог на заправке. Но в плохом есть и хорошее: на фоне стресса и занятости я похудела. То, что раньше давалось тяжелыми спортивными упражнениями, произошло само собой. Мы переехали за город: свежий воздух для мужа и детей лучше городского, да и возможностей держать животных больше.
— Елена Леонидовна, Вы очень стильно одеваетесь. Неужели на стилиста тоже не тратитесь и образы составляете сами?
— Стилиста у меня нет. Мне кажется, стильно одеваться — это совсем несложно. Просто выбираешь то, в чем тебе удобно и комфортно. Иногда я подбираю себе что-нибудь в Дубае, где дважды в год бываю по рабочим вопросам.
— В таком бешеном ритме находите время на себя? Например, на занятия спортом или чтение книг?
— Пока училась, читала специализированную литературу, а после рождения среднего ребенка стало не до чтения. В прошлом занималась фигурным катанием. Потом был фитнес. После переезда за город не видела смысла ездить в город на занятия и занялась боди-балетом дома. В свободное время иду в огород — там всегда есть чем заняться. Помимо этого, у нас заканчивается стройка нового деревянного дома для Сергея. На шопинг можно в маркетплейсы сходить. Но в город могу выбраться, чтобы посетить иммерсивный спектакль. Но, если честно, всегда приходится выбирать между тем, что хочется и что должна делать. А выходные — единственные дни, когда я могу провести с младшими детьми много времени. В другие дни они еще спят, когда я уезжаю на работу, и уже спят, когда я возвращаюсь домой.
— Если немного пофилософствовать, счастье — что это и как его можно достичь?
— Счастье — это мгновение. А их в жизни много. Нужно ценить мелкие радости. Счастье — это когда все живы и здоровы. Надо находить прелести в том, что есть.
— Среди читателей «МК в Питере» много женщин. Представим, что каждая из них — Ваша близкая подруга. Какой жизненный совет Вы бы им дали?
— У меня два высших образования в области психологии. На занятиях по психоанализу нас учили: не надо давать советов. С человеком нужно разговаривать, он сам сделает выводы и примет решение. Но порассуждать можно. В одной песне поется: «Женское счастье — был бы милый рядом». Но это не так. Важно стараться жить и быть рядом так, чтобы человек не попадал в зависимость от тебя, а ты от него. Вот это, наверное, самое важное.
— Если бы Вам предложили родиться в другое время в другом месте, согласились бы?
— Зависит от количества шансов. Хотелось бы посмотреть на Россию в разные эпохи. Другие страны меня не особо прельщают. Мы с мужем много где были, но нигде больше двух недель не могли находиться: нас всегда тянуло обратно в Россию.
— Вы считаете себя патриотом России? И как, по Вашему мнению, может проявляться патриотизм?
— Патриотизм, на мой взгляд, расцветает в тяжелые для страны времена. И он среди прочего заключается в том, что ты не сбегаешь. Надо отметить, что раньше люди были выносливее и физически, и психически.
— В чем слабость нынешнего поколения?
— Сейчас, если интернет отключится, все в панике. А наши предки зимой снег топили, чтобы вода в доме была, и за дровами в лес ходили, чтобы печь натопить. Люди сейчас балованные, им много всего надо. У них болезнь потребления, а от нее надо лечиться.
В частности, благими делами. Можно стараться минимизировать отходы, разделять мусор, заботиться о лесах. Сейчас я, кстати, стараюсь помочь Мельничному лесу в Вырице. Его хотят вырубить под эгидой строительства монастыря. Мы с юристами помогаем народным депутатам, которые тоже ко мне обратились. Уже второй год боремся за этот лес.
Еще один недуг современных людей — цинизм.
«Мы обязаны думать о петербуржцах»
— Вернемся к деятельности ПНТ. Вы сказали, что идет реконструкция. На каком она этапе?
— Заканчиваем первый. Сдача объекта, согласно плану, должна быть в декабре. Впереди еще два этапа, на второй уже делаем проектную документацию. 2022 год внес ощутимые корректировки планов, но определенные работы уже завершены, и сейчас мы можем переваливать гораздо больше видов продукции, чем раньше. Это дает нам возможность быть в лидерах и задействовать весь терминал. Он не простаивает.
— Судебные тяжбы и внутренний конфликт в совете директоров как-то влияет на темп реконструкции?
— Опосредованно влияет: чтобы заключить серьезный с финансовой точки зрения контракт, необходимо согласие акционеров, одобрение совета директоров. А Скигины — и Евгений, и Михаил — входят, как я уже говорила, в совет директоров, или, правильнее сказать, там «числятся», отказываясь непосредственно участвовать в работе. Вот и получается, что два члена совета директоров в совещаниях принимать участия не хотят. И что нам делать? Мы же несем ответственность и перед людьми, которые у нас работают, и перед теми петербуржцами, которые живут недалеко от терминала. Если на ПНТ что-нибудь произойдет, пострадают и люди, и экология. Такое даже страшно представить. Поэтому реконструкция идет заданными темпами. Конечно, конфликт создает определенные проблемы. Банки не спешат давать кредиты: ждут, чем закончатся суды. В терминале все строится за собственные деньги. Кстати, Tujunga, как обладатель акций, не разрешает даже распределять дивиденды, с которых, между прочим, должны отчисляться налоги в бюджет России.
Благодаря тому что менеджмент предприятия очень квалифицированный, на темпы реконструкции все происходящее не влияет. Делаем все возможное, чтобы строительство не страдало.
— Наверняка у Вас в голове есть образ идеального ПНТ. Какой он?
— Есть! У нас даже ролик снят, как на территории терминала в течение пяти лет вырастают разные объекты (смеется). В целом же идеальный терминал — это предприятие, на котором все работает. Нам надо выполнить намеченную реконструкцию ПНТ, продумать вариант многоцелевого использования резервуаров. Да, мы всегда занимались нефтепродуктами, а недавно стали переваливать жидкие минеральные удобрения. И в перспективе планируем увеличить номенклатуру переваливаемых грузов.
Ситуация в мире такова, что бизнесу нужно быстро адаптироваться, чтобы быть востребованным. Идеальный терминал — это предприятие-трансформер с возможностью быстро подстраиваться под спрос. Чтобы, условно, сегодня мы мазут переваливали, а завтра — что-то еще. Убеждена, мы тщательно все это будем продумывать при подготовке к следующему этапу реконструкции.
— Сегодня в стране много внимания уделяют экологии, и Вам самой эта тема близка. На терминале «зеленые» технологии внедряются?
— Конечно. У нас уже все устроено так, чтобы ни одной вредной капли не упало мимо резервуара или танкера, ни одной бумажки не упало в залив. У нас всегда четко следят за состоянием и работоспособностью очистных сооружений. Экология — на первом месте.
— Если говорить о технологиях, на терминале может быть внедрен искусственный интеллект?
— Терминал — стратегически опасный объект, его просто никто не доверит роботу. У нас есть АСУ, автоматизация, но всем этим руководит человек. Он на верхушке этой пирамиды управления.
Рекорды еще впереди
— Как бы Вы могли описать текущую экономическую ситуацию в России?
— Наверное, можно сказать, что сегодня мы наблюдаем определенную «революцию», которая дает возможность умереть чему-то старому, чтобы выросло что-то новое. Мы ищем новые пути, чтобы выжить, и становимся сильнее. Думаю, те, кто переживет эту ситуацию, приобретут массу новых возможностей.
— Два года страна живет в условиях растущего количества санкций. Какие из них ощутимо ударили по бизнесу?
— Мы занимаемся перевалкой, так что ощутили последствия санкций сполна, но не просто выстояли, а сделали это с успехом. Да, был момент, когда поставщики стали производить меньше, возникали сложности с транзакциями, запрещалась продажа определенных нефтепродуктов. Но по итогам 2023 года терминал показал рекордную прибыль! Раньше у нас была компания-партнер, которая отправляла продукт за границу, мы создали дочернее предприятие «ПНТ-Сервис»: теперь все прибыли остаются здесь, в России, — а это зарплаты, налоги и так далее. По предварительным расчетам, 2024-й установит новый рекорд: рост за первое полугодие уже более 20%.
— Санкции еще и дали возможность открыть новые рынки. С какими странами ПНТ развивает сотрудничество?
— Китай, африканские государства, страны Арабского мира.
— На фоне рекордно низкой безработицы в стране наблюдается кадровый голод, как справляетесь с таким вызовом?
— Вопрос с кадрами стоит остро. Буквально на днях обсуждали с генеральным директором необходимость развития кадровой службы. С августа мы также начинаем индексацию заработных плат. Есть задача найти специалистов — будем ее решать. Важно сохранить и имеющийся состав. Я поэтому чуть ли не на каждом столбе на территории ПНТ повесила бумажки со своим номером телефона, чтобы сотрудники при возникновении вопросов звонили мне напрямую. Многие стесняются говорить о проблемах своему непосредственному руководству. Пусть лучше мне об этом говорят, чем копят недовольство внутри коллектива.
— Часто звонят?
— Не часто, но звонят. Так как появилась возможность напрямую обговорить наболевшие вопросы. Например, хороший сливщик позвонил, сказал, что, мол, инфляция, хочется зарплату побольше. Все обсуждается. Конечно, мы будем держаться за людей, которые работают здесь годами. Это первое направление деятельности по ликвидации кадрового голода. Второе — поиск и взращивание молодежи: надежда на студентов, у которых много интересных, свежих мыслей.
— Крупный бизнес разными способами поддерживает СВО, как это делает ПНТ?
— В самом начале, когда была мобилизация, часть сотрудников отправились на СВО. Мы закупили им все, что было нужно, продолжаем платить зарплату. И они, конечно, в любой момент могут вернуться. Мы регулярно делаем взносы в фонд памяти «Победа». Кстати, одно из ближайших заседаний совета директоров будет посвящено этому вопросу. Поддержка СВО — это важная тема, и мы будем ею заниматься и дальше.
— Спасибо за интервью, Елена Леонидовна, желаем, чтобы все проблемы в ПНТ разрешились как можно скорее, а лично Вам успехов в Вашем нелегком деле. Сил и здоровья, особенно близким людям!
— Вам спасибо! Будем стремиться!
