Под наше управление: кто и как может национализировать иностранные компании, ушедшие с рынка России

На фоне ухода с российского рынка крупных иностранных компаний петербуржцы все чаще слышат о вероятной национализации зарубежных предприятий. Такая полемика ведется на федеральных каналах, в Совете Федерации, среди чиновников и бизнесменов. А новости об очередной компании, которая отказывается работать на нашем рынке и прекращает инвестиции, за несколько дней переросли в постоянный тревожный фон. 

Под наше управление: кто и как может национализировать иностранные компании, ушедшие с рынка России
Полки в финской «Призме» опустели после объявления тотальной распродажи. «МК в Питере»/Настасья Шеркунова

В конце прошлой недели президент России Владимир Путин поддержал идею внешнего управления на уходящих из страны иностранных предприятиях. Однако общего понимания у большинства обычных людей о том, что нас ждет, нет. В массовом сознании даже понятие национализации остается для граждан размытым и туманным. «МК в Питере» решил вспомнить прецеденты, проанализировать их и современные реалии и разобраться, возможна ли сегодня национализация.

Сейчас ­кто-то ждет возвращения СССР и считает, что теперь оставленные на территории страны заводы и производства полностью перейдут в руки российских рабочих. Другие замечают, что современная полемика намекает на исключительно демократический выход из сложной экономической ситуации. Третья категория граждан считает национализацию рудиментом старой эпохи, четвертая — уверено заявляет, что это естественный процесс рыночной экономики, широко применяемый по всему миру.

Очередь перед магазином иностранного бренда накануне его закрытия. Фото: «МК в Питере»

Так что же это за зверь, как его использовать? Действительно ли это шаги, направленные на спасение российской экономики, или нас могут отбросить на несколько десятилетий назад? Возможен ли сейчас процесс национализации, в каком виде и что для этого необходимо? С этими вопросами «МК в Питере» обратился к специалистам.

Рассуждаем гипотетически

Евгений Цуканов по базовому образованию историк. В настоящий момент эксперт является доцентом кафедры журналистики и медиатехнологий СМИ ВШПМ СПбГУПТД. Специалист прокомментировал происходящие события, а также объяснил, с чем связана актуализация вопроса национализации иностранных предприятий и какие возможности это может открыть для страны.

Евгений Цуканов сразу преду­предил, что предсказать, как именно повернутся события в будущем, невозможно. Новостная повестка меняется каждый час, и каким будет следующий шаг страны на мировой арене, знают только высшие эшелоны власти. Как напомнил эксперт, сейчас страна находится под жесточайшими санкциями, которые целенаправленно бьют по российской экономике. Это выражается в перекрытии воздушного сообщения, ограничении поставок и создании экономической блокады, которые коснутся всех. Россияне стали свидетелями крупнейшего международного кризиса.

«Так получается, что наши финансовые, материально-­технические, производственные активы оказываются заблокированы. Поэтому вопрос национализации ставится на повестку неслучайно. Он логически вытекает из того посыла, который нам диктуют наши западные партнеры, — утверждает Евгений Цуканов. — Если говорить предметно, то действий, говорящих о начале национализации, до 10 марта не было. Мы наблюдали только риторику на высшем политическом уровне. Это было своеобразным отбиванием атак в информационном поле. Российская Федерация заявляла о том, что, если ситуация будет развиваться по худшему сценарию, страна будет вынуждена прибегнуть к такой радикальной мере».

Ресторан фастфуда за несколько суток до закрытия. В последний день работы здесь было пусто. Фото: «МК в Питере»

10 марта 2022 года президент России Владимир Путин поддержал идею внешнего управления уходящими из страны компаниями. Как объяснил Евгений Цуканов, сам феномен национализации — исторически устоявшаяся практика, которая неоднократно наблюдалась по всему миру на разных этапах развития общества.

В нашей стране самым ярким примером считается 1918 год, когда большевистское правительство было вынуждено заняться национализацией активов капиталистической и аристократической элиты, покинувшей страну. Из истории Древнего Рима мы знаем о диктаторе Сулле, правившем в I веке до нашей эры. Тогда римский полководец и государственный деятель конфисковал огромную часть имущества своих политических противников. В качестве еще одного примера можно вспомнить реквизиции в пользу государства во время Великой французской революции 1789–1799 годов, когда было арестовано имущество казненных и репрессированных феодалов и политических деятелей.

В XX веке схожие процессы протекали на Кубе, когда к власти пришло социалистическое правительство. Отбиваясь от давления США, правительству Фиделя Кастро пришлось национализировать активы размещенных на территории Кубы американских компаний. Так что исторические прецеденты случались, и происходящее в современной России не является девиацией. По мнению эксперта, это закономерный ход, проверенный временем и не отличающийся от нормы.

«Подчеркну! Очень важно понимать, что современная ситуация для России открывает широчайшее окно возможностей для настоящей дружбы с Западом. Речь не о той навязанной дружбе, к которой нас приучали без малого 30 лет. А о подлинных отношениях, базирующихся на равноправии, сотрудничестве, прогрессе. Это станет возможным, если восторжествует позитивный нарратив, — утверждает историк. — Поэтому я думаю, что нашим элитам придется действовать предельно разборчиво. Если дело действительно дойдет до национализации, она будет происходить выборочно. Американские фирмы, скорее всего, подвергнутся этой процедуре в первую очередь. Европейцы предположительно пойдут после или же не будут национализированы вообще».

Варианты экспроприации

Феномен национализации имеет два режима экспроприации — конфискация и реквизиция. Какой выберет наша власть в случае, если ситуация выйдет из берегов, неизвестно. В первом случае имущество конфискуется безвозмездно, мы можем наблюдать это в качестве наказания в уголовном судопроизводстве, а также в тех случаях, когда это отвечает общественным интересам. Во втором случае речь идет о полном или частичном выкупе собственности иностранной компании государством.

«В условиях современного кризиса мы очень сильно увлекаемся разговорами. Проводить или нет? Кому это выгодно? А я бы хотел задаться вопросом: что будет после национализации? И здесь возникает развилка, потому что вариантов много. Мы как витязь на распутье», — шутя, объясняет эксперт.

На место зарубежных предприятий могут прийти российские. Фото: pixabay

Историк рассказал, что путей на «развилке» может быть множество, а вот какой выберет правительство, мы сможем узнать лишь по факту действия. Сейчас же мы в силах лишь обрисовать наиболее привлекательные и логичные действия.

Первый путь заключается в том, что государство после национализации предприятий ставит туда своих внешних управленцев и продолжает производство без потери качества и объемов. Пусть на территориях магазинов Zara теперь будут продаваться вещи российских брендов, зато торговые площади не будут стоять без дела и смогут приносить прибыль, а сотрудники не останутся без работы. Но при таком раскладе следует понимать, что потребуется серьезный человеческий ресурс.

Нужны специалисты, которые смогут не только подхватить, но и полноценно поддерживать работу экс-иностранных предприятий. Впрочем, российские топ-менеджеры и квалифицированные рабочие никуда не делись и наверняка будут только рады тому, что могут продолжать работать на таком знакомом и понятном производстве.

Акции — народу

Второй путь, как сообщил Евгений, больше теоретический. Если помечтать и построить идеальную картину, то можно найти множество способов обогатить не только федеральный бюджет, но и простых граждан за счет иностранных компаний, которые в силу своих политических убеждений решили покинуть Россию.

«После национализации можно провести тотальную всенародную приватизацию. Для начала необходимо посчитать, сколько это все стоит, создать реестр национализированного имущества. Я думаю, сумма будет очень серьезная. А дальше — разделить полученную сумму на количество жителей нашей страны. Чтобы каждый россиянин получил ­что-то вроде приватизационного чека, ваучера, который условно стоит 100 тысяч руб­лей, — объясняет эксперт. — При такой схеме бенефициарами станут все россияне, а не ­какие-то карманные структуры, где сидят «свои» люди. Если бы власть пошла по такому сценарию в условиях кризиса — это был бы определенный реверанс народу. Своеобразная сатисфакция для каждого гражданина страны. Но этот процесс необходимо делать очень осторожно. Главное не торопиться и действовать с холодной головой. Это уникальная возможность использования имущества иностранных компаний в пользу всего народа нашей страны».

Эксперт сделал акцент на том, что существующий кризис — это кризис западного мира, ментальности, образа жизни. А Россия, по мнению Евгения Цуканова, имеет свой уникальный путь.

Как писали классики, это сфинкс, который одновременно смотрит и на запад, и на восток. Некий гибрид, существующий на альтернативных ментальных основаниях. Поэтому следует понимать, что происходящие события — это кризис потребительского общества, который бьет прежде всего по западному сознанию.

А кто управлять будет?

«Опыт национализации предприятий — мировой, а не только российский, поэтому главное, о чем мы должны договориться, — что называть национализацией: простой отъем собственности, как в 1917–1918 годах, или национализацию в стиле госпожи Тэтчер, когда она выкупала предприятия у частных владельцев и передавала в государственный фонд, а позднее продавала обратно частникам», — рассуждает политолог, генеральный директор Института региональных проблем Дмитрий Журавлев.

Специалист подчеркнул, что главный вопрос заключается в терминах и понимании их гражданами. В настоящий момент четкого понимания, о чем конкретно говорят властные структуры, нет, как и того, какие действия будут предприняты для совершения этого процесса и каким путем он будет происходить.

«Если мы придем в «Макдоналдс» и скажем, что в случае полного ухода компании с российского рынка мы можем выкупить производство, — это будет один разговор. Зачем пропадать зданиям, оборудованию и сотрудникам? Давайте мы выкупим все это, а на месте «Макдоналдса» создадим свою сеть. Или мы можем поступить так: в случае ухода «Макдоналдса» все, чем он владеет, теперь наше», — объясняет специалист.

Также важным моментом политолог называет дальнейшее управление. Кому отойдут компании и производства — в госсобственность или частным инвесторам, которых в условии нынешней экономической ситуации еще необходимо найти?

Если производственные мощности останутся в руках государства, то возникнет вопрос о менеджменте. По словам эксперта, в случае, когда руководящий состав решат оставить, потребители мало что заметят. Но если придет новая команда, дальнейшую судьбы фирмы предсказать не получится. Тут все будет зависеть от конкретных личностей и их управленческих способностей. Если же иностранная компания перейдет частным российским инвесторам, изменится лишь конечный выгодоприобретатель. Качество поставляемой продукции вряд ли станет хуже, потому что для бизнесмена это сродни потере денег, что не является смыслом приобретения бизнеса.

Что такое внешнее управление?

В настоящий момент Владимир Путин поддержал идею правительства на введение внешнего управления для иностранных компаний, которые ушли или собираются уйти с российского рынка, и их продажу через три месяца другим лицам с образованием новых организаций.

«В отношении тех, кто собирается закрывать свое производство, нужно действовать решительно и ни в коем случае не допускать ­какого-то ущерба для локальных поставщиков, российских поставщиков ­каких-то комплектующих материалов. Нужно тогда, как предложил председатель правительства, вводить внешнее управление и передавать потом эти предприятия тем, кто работать хочет», — сказал он.

При этом президент подчеркнул, что Россия не собирается закрывать свой рынок для иностранных партнеров и готова работать со всеми, кто этого хочет. Права инвесторов и других бизнесменов, решивших остаться в стране, должны быть защищены, добавил глава государства.

Внешнее управление — это законная процедура, используемая при банкротстве предприятий с целью восстановления рыночного потенциала и платежеспособности компании. Главной особенностью этой процедуры является то, что права высшего менеджмента предприятия отдают внешнему управленцу. То есть новый назначенный топ-менеджер сможет распоряжаться имуществом, заключать от имени владельца мировые соглашения, заявлять отказ от договорных обязательств. Новый назначенный управленец полностью берет контроль над предприятием в свои руки.

Просто предприятия станут российскими

В случае захвата предприятий, то есть без предоставления «справедливой компенсации», которая является устоявшимся методом национализации в США и Европе, могут возникнуть проблемы.

Но это вопрос дипломатии и дальнейшего развития событий на политической арене. Западные компании не любят, когда их оставляют с носом, но при этом российский бизнес, который блокируется за границей, также не рад возникшим санкциям и ограничениям. Поэтому даже такое решение будет лишь логичным ответом на реакцию западных партнеров.

«И тут возникнет парадокс: то, что они у нас забрали, — они не запомнят, а забранное нами у них будут помнить всегда. Вопрос в том, что будет после кризиса, готовы ли мы будем восстанавливать с ними отношения или нет. Если да, то вариант большевистской национализации опасен. Поэтому вопрос определяется макроуровнем. Важно понять, чего мы хотим. Существующая полемика подсказывает — сохранить предприятия. Потому что тогда их можно выкупить по остаточной стоимости. Все равно их бросают и ничего особо не изменить, просто предприятия станут российскими», — дополняет Дмитрий Журавлев.

Политолог подчеркивает, что вопрос своевременности определяется нашими конечными целями и желанием. В настоящий момент россияне надеются на скорое возвращение ушедших предприятий и брендов. Но если уже пришло осознание, что компании покинули нас навсегда или надолго, — вопрос своевременный.

«Если на рестораны и магазины повесят замок, то потом запускать их по новой будет намного дороже и сложнее, чем перехватить сейчас, чтобы не останавливать процесс. Опять же, повторю, что это вопрос стратегии, собираемся ли мы помириться с Западом или нет, — отмечает эксперт. — Насчет рынка труда и возможной волны безработицы — никуда людей перенаправлять не нужно, люди уже работают в этих компаниях, и необходимо, чтобы они продолжали работать на своих местах. Работают в том же «Макдоналдсе» девочки и мальчики, так пускай дальше трудятся. Если сменится пара-тройка высших менеджеров с иностранцев на российских, на рынок труда это сильно не повлияет. А вот если сейчас закроют предприятия, а потом будут открывать обратно, тогда сразу встанет вопрос: а кого мы набираем, сможем ли мы найти специалистов и так далее? Пока для уходящих компаний проблем в подборе персонала нет, потому что все специалисты из России».

А что говорит история?

«Провести национализацию на самом деле не проблема. У нас юридически подкованный президент и законодательство, которое позволяет национализацию. Кроме того, есть исторические прецеденты. В отличие от большевиков 1917–1921 годов, нам не нужно менять законодательство, структуры управления, потому что вся необходимая база для этого процесса у нас уже есть. Другое дело, что национализация бывает возмездной и безвозмездной. И если говорить про общее мнение, то прецеденты национализации в нашей стране архетипически выводят нас на ассоциации с советским временем в период военного коммунизма: нужно все отобрать и дальше осуществлять управление промышленностью без вмешательства злобных буржуев. Но справедливости ради стоит отметить, что возмездная национализация в мире практикуется очень широко. Не только в странах, которые пошли по коммунистическому пути», — объясняет историк Юрий Нежинский.

Специалист также объяснил, почему в массовом сознании россиян при разговоре о национализации возникают ассоциации с советским прошлым и большевиками, но тут же предостерег: судя по политическому дискурсу, Россия будет двигаться путем рыночной экономики и демократии.

«Архетипически из-за событий большевистского прошлого у нас появляется ощущение, что национализация — это забрать все, что в этой стране принадлежало мерзким буржуям, и передать в государственное управление. А между тем то, что сейчас планируется нашим правительством, — это немножко о другом», — отмечает историк.

Национализация сказывается на продуктивности и качестве продукции предприятий, которые принадлежат покидающим страну компаниям. Но, по мнению эксперта, это не большой кусок рынка. И в данном случае мы идем не по большевистскому маршруту, а по пути Западной Европы, который был популярен в послевоенный период.

После Второй мировой в таких странах, как Великобритания и Франция, появились социал-­демократические правительства, в частности состоящие из лейбористов, которые начали довольно активную национализацию.

В XX веке появилась кейнсианская теория, подразумевающая активное участие государства в экономике, довольно значительном государственном секторе. И это очень важная вещь. Поскольку благодаря таким действиям США смогли выйти из Великой депрессии, а остальным странам удалось побороть экономические и социальные последствия Второй мировой вой­ны.

В Великобритании и Франции очень широко национализировались такие сектора, которые у нас в России сейчас называются естественной монополией, — транспорт, энергетика. В то же время кейнсианская теория предполагает факт приватизации. То есть сначала национализируем, потом приватизируем, после повторяем.

Это не возврат в СССР

С точки зрения этой концепции государство при необходимости национализирует определенный сектор рынка, стабилизирует его, налаживает производство и поддерживает компанию на рынке, а после отдает в частные руки. Это происходит с теми отраслями, которые самостоятельно не способны развиваться либо самостоятельное развитие которых может привести к социально опасным последствиям, например таким, как безработица.

Проблемы могут начаться в случае, если государство решит забрать собственность иностранных компаний безвозмездно. Так как в истории были прецеденты, когда подобные события сопровождались интервенцией.

Как, например, в случае национализации Суэцкого канала. Этот эпизод также известен как Суэцкий кризис, Синайская, или Вторая арабо-­израильская вой­на — международный конфликт, происходивший с октября 1956‑го по март 1957 года. Причиной стала национализация президентом Египта принадлежащей иностранцам компании, которая управляла каналом. В военном конфликте против Египта выступали Великобритания, Франция и Израиль. Добиться прекращения военных действий и мирного завершения удалось только при поддержке СССР, США и ООН.

«В сложившейся политической ситуации, похоже, интервенция нашему отечеству не грозит. С моей точки зрения как историка, это не ­какая-то грандиозная, ужасная ситуация, которая снова возвращает нас в СССР и должна лить бальзам на душу людей, которые хотят вернуться в Советский Союз, брежневский застой или сталинскую систему. Напротив, национализация — это нормальный рыночный процесс, который имеет исторический опыт и достаточно эффективен», — утверждает Юрий Нежинский.

О платоновском мифе

Люди, которые считают национализацию возвращением в прошлое, также вспоминают о рабочем самоуправлении, идеи которого легли в основу Декрета о рабочем контроле. Однако реализация этой темы с точки зрения рыночной экономики представляется крайне недееспособной. Более того, в советской истории были прецеденты, когда предприятия отдавали в руки коллектива. Но то, что поддерживать производство простые работяги не смогут, стало понятно почти сразу.

«Рабочее самоуправление — это красивая идеологема, этой практики не существует. Октябрьская революция 1917 года оказалась довольно успешной в связи с четырьмя декретами, один из которых гласил: фабрики — рабочим. Базовая марксистская концепция предполагала, что предприятия превратятся в автономные самоуправляющиеся организации, где рабочие сами будут налаживать работу, быт, — делится историк Юрий Нежинский. — Но довольно быстро стало понятно, что это не работает. Стали снова привлекать специалистов, которые часто являлись бывшими владельцами предприятия, наемными или старыми менеджерами. Ситуация, когда рабочие самостоятельно управляют предприятиями, — это платоновский миф».

Ситуация, когда рабочие самостоятельно управляют предприятиями, — это платоновский миф. Фото: pixabay

Такие попытки были, причем не только в нашем отечестве. Рабочее самоуправление пытались организовать в развитых капиталистических странах. Но речь шла об акционировании производства. По такому пути, например, пошла в свое время компания Ford. Но надо понимать, что в реальном управлении предприятием рабочие не участвуют. Речь идет о закрытых акционерных обществах, когда у каждого сотрудника есть ­какое-то количество акций компании. Рабочий не имеет рычагов прямого управления предприятием, но при этом он является сотрудником и держателем акций, а значит, заинтересован в повышении рыночной стоимости предприятия и качестве выпускаемого продукта.

Меры по национализации могут остановить ряд покидающих страну компаний от массовых сокращений сотрудников и полноценно поддерживать производство, извлекая из него прибыль в пользу государства. Но предсказать, каким путем пойдет наша страна, — трудно. Однако в данный момент шаги России и информационная повестка говорят о том, что радикальных мер ждать не стоит.

Наша страна идет чисто дипломатическим и демократическим путем. Опасаться или, напротив, радостно ждать «возвращения СССР» современным россиянам вряд ли стоит. Так же как и причислять национализацию к рудиментам старой экономики. История демонстрирует нам примеры, когда национализация становилась спасением производства и вытаскивала страны из тяжелых экономических и социальных последствий.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру