«Мне хватает денег»
— Последний фильм с вашим участием вышел уже семь лет назад. Вас не зовут играть в кино?
— Семь лет назад говорите? А что это был за фильм? Я уже даже не помню... В кино меня действительно не зовут. Но и я ничего не делаю, чтобы изменить эту ситуацию. Не состою ни в каком агентстве, не ищу ролей. Меня вполне устраивает работа в Театре комедии им. Акимова и антрепризе. Там я работаю для души. Конечно, можно было бы стремиться в кино хотя бы ради денег, все-таки в театре много не заработаешь. Но мне средств хватает. Поэтому не вижу смысла рваться в кинематограф.
— Вы согласны, что кино сейчас стало делом молодых: звездами становятся совсем юные, а талантливые, но возрастные артисты уже никому не нужны?
— Возраст действительно больная тема. Сколько у нас актрис высочайшего класса, которые нигде не снимаются! Ольга Остроумова, Анна Каменкова... Где они, почему им не предлагают хороших ролей? Наверно, одна из причин заключается в том, что фильмы в современной России снимают исключительно для молодежи. Это она тусуется в кино, делает кассу. И, видимо, хочет смотреть на артистов, почти таких же молодых, как и она сама. В той же Америке все немного иначе. Например, у Мерил Стрип (67-летняя актриса, обладательница трех «Оскаров». — Ред.) до сих пор куча работы в кино. На Западе вообще другое отношение к возрасту, там все знают или хотя бы надеются, что даже в старости можно встретить своего человека, наладить личную жизнь. Это находит отражение и в кино, где героями становятся люди в возрасте за 50–60 лет. Это интересно для зрителей, это важно для артистов старшего возраста, которые благодаря этому имеют работу. У нас, к сожалению, все иначе. Важен народ, масса людей, а отдельный человек — ничто. Особенно если он в возрасте. Вышел на пенсию? Все, пока, сиди дома, доживай. Когда у меня муж в последние годы жизни много болел, мне приходилось ходить по аптекам, получать льготные лекарства. Однажды в каком-то очередном учреждении я увидела старичка с палочкой. Он еле ходил. Отсидев огромную очередь, этот старичок наконец-то подошел к окошку, протянул свой рецепт, а ему его тут же швырнули обратно. И сказали что-то вроде: «Тут не та печать, вместо круглой нужна треугольная. Идите обратно, берите новую печать!» Он засуетился: «Ну как же так, мне же никто ничего не сказал...» И пришлось ему снова идти за этой злополучной печатью. И это зимой, по гололеду. Мне в машине-то непросто было ездить, собирать эти справки. А он пешком, с палочкой... Какая уж тут Мерил Стрип, какие фильмы про 60-летних...
— Но в то же время пожилые люди в последнее время стали меняться. Все чаще можно увидеть мужчин и женщин, которые хорошо одеты, выглядят намного младше своего возраста. Великолепно выглядите и вы. Как вам это удается?
— У меня такая профессия, при которой надо как можно дольше сохранять энергию. Например, я играю в спектакле «Средство Макропулоса», который идет уже 15 лет. Я должна выходить на сцену в тех же костюмах и с той же энергетикой, что и много лет назад. Но одно дело, когда ты в 40 лет прыгаешь и веселишься на сцене, а другое дело — когда тебе к 60. И, несмотря на возраст, ты все равно должен заряжать людей, держать их, иначе нельзя, иначе публика сразу же скиснет. Чтобы поддерживать себя в форме, я хожу в бассейн, стараюсь следить за здоровьем. А что касается людей в возрасте, которые сейчас все чаще хорошо выглядят, то мне кажется, что это от проснувшейся любви к себе. Наконец-то человек у нас постепенно начинает себя чувствовать личностью. Я думаю, это началось где-то с 80-х годов.
«Удивляемся, когда зрители идут в театр»
— Говорят, театр — это отражение жизни. Те изменения, которые происходят с обществом, людьми в России, отражаются на сцене?
— Чтобы рассказать о современной жизни, режиссеры сейчас зачастую пользуются классикой. Неспроста многие спектакли по Шекспиру, Чехову играют в современных костюмах и декорациях. Например, Юрий Грымов недавно снял фильм «Три сестры. 120 лет спустя» (Ирина Мазуркевич играет в картине роль младшей сестры Ирины. — Ред.). Сюжет в картине Чехова, но действие происходит в наши дни. И это так хорошо ложится на сегодняшний день... Хотя в 90-е годы зачастую был другой подход к отображению действительности: тогда появлялись пьесы, которые напрямую показывали сегодняшний день. Артисты в спектаклях ругались матом, ходили оборванные и даже писали на сцене. Помню, как возмущался Грымов, когда увидел, как женщина-актриса справила естественные надобности перед зрителями. Все-таки нельзя полностью переносить жизнь на сцену, должен быть какой-то зазор. Ведь театр — это не документалистика и не нон-фикшн. Поэтому меня, как и Грымова, это тоже возмутило бы. Другое дело, что я бы не позвала казаков и не требовала бы закрыть театр, уволить режиссера, как это может произойти сейчас. Был же недавно случай, когда в Москве облили мочой фотографии на выставке «Джок Стерджес. Без смущения». Вести себя так вдруг стало позволительно. По идее это хулиганство, но за него не наказывают, а потому люди чувствуют вседозволенность. В следующий раз они могут и гранату бросить. Я же приемлю другой способ выражения своего отношения: можно просто не приходить на непонравившуюся выставку. Или уйти со спектакля, хлопнув креслом.
— А с ваших спектаклей зрители когда-нибудь уходили?
— Бывало. Такое иногда происходит, когда люди не понимают, на что идут. Например, они хотели поржать, а выяснилось, что попали на серьезную постановку. Или, наоборот, спектакль оказался слишком легковесным для них. Здесь важно, сколько людей уходит. Если ползала в антракте, то это трагедия. У меня, к счастью, такого не было. Но я наблюдала, как на московских антрепризах очень именитых режиссеров очереди в гардероб были больше, чем в туалет.
— Вы довольны вашей публикой?
— У нас очень хорошая публика, много молодежи в театр ходит. Мы каждый раз удивляемся: неужели опять люди будут в зале? Почему они идут? Видимо, все-таки есть большая потребность у нашей публики сбежать от «ящика». Поэтому, конечно, я довольна своим зрителем.
Секрет любви
— Говорят, невозможно совмещать личную жизнь и работу. Что-то обязательно будет страдать. Вы где были более успешны: в театре и кино или в семейной жизни с Анатолием Равиковичем?
— Я не знаю. Сами решайте. Конечно, если бы у меня не было личной жизни, я бы больше времени проводила на работе, тыркалась по всяким проектам, чтобы чем-то себя занять. Была бы я тогда более успешна? Не уверена. С другой стороны, когда сейчас я надолго уезжаю на дачу, то в какой-то момент начинаю скучать по работе. Так что у меня, наверно, равновесие.
— С Анатолием Равиковичем вы прожили вместе больше 30 лет. Как за такой срок не надоесть друг другу, быть по-прежнему близкими людьми?
— Люди должны быть физически совместимы, приятны друг другу. Если тебе не нравится, как человек жует, пахнет, то долго прожить с ним вместе будет тяжело. Но главное — вам должно быть интересно друг с другом. А еще лучше — весело. Равик, например, умел расположить людей к себе, он был очень умным, начитанным человеком. С ним было действительно очень интересно.
— Сейчас московские и петербургские артисты пытаются добиться, чтобы в Петербурге появилась памятная доска Анатолию Равиковичу. Как вы относитесь к этой идее, учитывая, что по закону надо, чтобы после смерти выдающейся личности прошло 30 лет?
— Я не пониманию, почему существует требование насчет 30 лет. Видимо, за это время может измениться взгляд на личность или выясниться о ней что-то новое? Но что может выясниться про Равиковича? К тому же многим людям в нашей стране устанавливали доски и раньше 30-летнего срока. По закону это можно делать, если речь идет, например, о жителях Петербурга, внесших значительный вклад в определенную сферу деятельности.
— Как, по вашему мнению, отнесся бы сам Равикович к памятной доске в свою честь?
— Наверно, он бы не поверил, что все это происходит на самом деле. Он относился к себе с юмором.
24 декабря исполнится 80 лет со дня рождения Анатолия Равиковича, который ушел из жизни в 2012 году. В этот день в 19:00 в ДК «Выборгский» пройдет спектакль «Ужин с дураком», в котором Анатолий Равикович много лет исполнял одну из главных ролей.
