«Никогда нас не закроют»
Стоит пройти через арку одного из домов на Садовой улице — и сразу попадаешь то ли обратно в 90-е годы, то ли на диковинный восточный базар — кружевные трусы соседствуют с кроссовками, шубы и дубленки висят рядом со свадебными платьями, здесь же — сладости и овощи-фрукты. Палатки и лотки тянутся на сотни метров во все стороны, каждый со своей аляповатой рекламой. Человеку непривычному легко потеряться среди здешних проездов и улочек. Возле каждого лотка стоят зазывалы, окликая всех прохожих на ломаном русском языке: «Па-адхади, па-акупай, скидка дам!», «Красавица, платья недорого!», «Брат, обувь кожаная, дешево!» Между рядов снуют женщины восточного вида в платках, а иногда и с закрытым лицом, возят тележки с едой и напитками: «Чай, кофе, айран, компот!»
Четверг, разгар рабочего дня. Покупателей на удивление немного, возможно, из-за погоды — солнце скрылось за тучами, намечается гроза.
— Обычно народу больше, — говорит Рахмет. Этот 36-летний обитатель Апрашки торгует детскими кроссовками и босоножками. — Особенно по выходным тут толпа.
Рахмет приехал из Таджикистана год назад. Раньше работал на стройке, но теперь занят торговлей. У него с братьями на Апрашке три точки.
— Зарабатываем по 50 тысяч в месяц, — гордо говорит таджик. — Домой семье шлю, уже дом построили, машину купили. Мой год кончится — вернусь домой, второй брат приедет бизнесом заниматься.
По словам торговца, большую часть прибыли он получает не от розничных покупателей, а от оптовиков: те закупают сразу партиями, чтобы потом продать у себя в «приличных» магазинах.
— Например, у меня босоножки на мальчика стоят 700 рублей, а продают их потом в детских магазинах по 1700–2500, — говорит Рахмет. — Кто из покупателей умный, тот сам придет ко мне и купит подешевле. Кто глупый — пойдет в магазин и будет думать, что там качество лучше. Я здесь уже почти год работаю, каждый день приезжают представители разных магазинов, в том числе и фирменных, и грузовиками увозят вещи — «Адидас», «Найк» и других. У меня вся обувь из Вьетнама. Раньше турецкую возили, но сейчас нельзя.
Рахмет все время слышит разговоры о том, что Апрашку вот-вот закроют, а всех торговцев с их лотками и палатками — разгонят. Но эти разговоры уже не страшат.
— Никогда нас не закроют, — уверен он. — Когда нужно, руководство рынка платит деньги кому надо, и все оставляют как есть. На Апрашку всегда «закрывают глаза», потому что она выгодна!
Таджики, азербайджанцы, китайцы
Апрашка — маленький интернационал. В одном из ларьков девушка восточной внешности помогает дамам выбирать кружевное нижнее белье. Продавщицу зовут Аяна. Сама она киргизка, а владельцы точки — китайцы. Аяна клянется, что лифчики везут к ним из Прибалтики. Киргизов на Апрашке вообще много — они торгуют своим трикотажем. Но больше всего таджиков и азербайджанцев. Например, тележки с кофе — чисто таджикский «бизнес», никого другого сюда не пускают. Есть дагестанцы, узбеки. Азербайджанец уговаривает купить у него спортивные носки «Адидас» за сто рублей за пару.
— В «Спортмастере» они стоят 250 рублей, а ведь это те же самые носки, посмотри, какое качество! — уговаривает он.
Возле части рынка, выходящей в Апраксин переулок, привычно «дежурят» цыганки — здесь их вотчина, большинство карманных краж внутри Апрашки — на их совести. Они внимательно наблюдают за каждым входящим посетителем: если он им кажется «перспективным», то начинают его незаметно «пасти» и в самый неожиданный момент залезают к нему за кошельком. Любители Апрашки про них знают и стараются сумку с деньгами всегда держать на животе, прикрывая руками.
«Приезжают сюда по привычке»
Русских среди владельцев уличных точек почти нет, хотя некоторые хозяева нанимают женщин славянской внешности на роль продавщиц или зазывал, чтобы вызывать большее доверие у клиентов. Например, Алине около 40 лет, она стоит на перекрестке торговых рядов и «пристает» ко всем женщинам, уговаривая их купить в одном из павильонов платья. Натурально хватает потенциальных клиенток за руки и тащит на склад, где они могут что-то померить и приобрести. Если те купят, владельцы точки ей заплатят процент. Вздыхает, что заработок в последнее время не очень стабильный — многие петербуржцы уверены, что Апрашку давно закрыли, поэтому перестали наведываться сюда.
— Но есть и те, кто приезжают из Ленобласти или даже из Новгорода, по привычке, оставшейся с 90-х годов, — говорит она.
Внутри павильонов вообще тишина и пустота — клиентов практически нет. Если посмотреть на ценники, становится понятно почему: вещи здесь стоят не меньше, чем в обычных городских магазинах. Например, футболка — тысячу рублей, платье — от двух с половиной.
— «Уличники» нам все портят, — вздыхают продавцы в павильонах. — У них некачественные вещи, но зато дешевые. Торгуют они нелегально, никаких чеков и гарантий не дают. А у нас все оформлено по закону, но репутация Апрашки против нас — никто не верит, что в нашем магазине все «по-честному».
Оповещение о визите полиции — тысяча рублей
Парадокс Апрашки — несогласованная с городскими властями уличная торговля запрещена, но при этом процветает и ни от кого не скрывается. Возле одной из арок на лотке продаются пакеты с грязно-зеленым порошком — это насвай, жевательный табак, который любят употреблять в Средней Азии. В России торговля насваем уже несколько лет под запретом, но на Апрашке свои законы.
Понизив голос, таджик Рахмет объясняет эти самые законы: платить дань «крыше». Крышей являются некие бандиты, которые, впрочем, берут недорого — около тысячи рублей в месяц с каждой точки. (Иногда и больше, в зависимости от прибыли.)
— Если не платить, то торговать не дадут, — говорит Рахмет. — Зимой на одном из складов пожар был, 100 квадратных метров сгорело, товар пропал. Хозяева — афганцы — понесли миллионные убытки. Говорят, что не случайно загорелось — они отказались платить «хозяевам».
Полиция раз-два в месяц наведывается на Апрашку, но, как ни странно, за полчаса до визита оперативного наряда вся торговля прекращается, и большинство нелегалов, очистив свои лотки, исчезают в неизвестном направлении. Тех, кто остался, забирают в участок, конфискуют весь товар, который в отделениях «пропадает», что наносит бизнесу огромный урон. Говорят, услуга «оповещения» о приближающемся рейде «стоит» те же тысячу рублей в месяц.
— Как правило, после одного такого рейда все начинают платить, — признается Рахмет. — Хотя пару-тройку раз в год облаву устраивает ОМОН — перекрывают все входы, чтобы мы не убежали, задерживают 200–300 человек. О таких общегородских рейдах нас не предупреждают. Но мы относимся к этим событиям философски: полиция покажет, «кто в доме хозяин», но потом все так или иначе договариваются между собой, и нас оставляют в покое.
МК-факт
Дешевая парковка
Предприимчивые петербуржцы придумали использовать территорию Апраксина двора как недорогую дневную парковку — въезд на Апрашку закрыт шлагбаумом, но есть неофициальный секрет: если заплатить охраннику 50 рублей, то можно въехать внутрь, самому найти свободное место и уйти по своим делам хоть на весь день.
МК-история
«Уникальное городское пространство»
О том, что торговле в Апраксином дворе приходит конец, власти города уверенно заявили еще в 2007 году — тогда был провозглашен конкурс на реконструкцию рынка. Из Апрашки архитекторы собирались к 2013 году сделать уникальное городское пространство: элитное жилье, офисы, культурные центры. Всех торговцев с их павильонами, как «пережитки прошлого», планировали выселить на специально построенный для них рынок на окраине города — на улице Руставели. Но к 2013 году, как и к 2016-му, на рынке ничего не изменилось: лишь некоторые из корпусов завесили зеленой сеткой. В апреле 2016 года сроки реконструкции были продлены до 2020 года.
