Находка на чердаке
В 2008 году в одной из квартир на Большом проспекте Петроградской стороны во время ремонта между потолком и чердачными перекрытиями рабочие нашли старинную сумку. А в ней — документы: паспорт Веры Кирилловны Авлащиковой, свидетельства о рождении трех ее детей — Люды, Бори и Раи, неизрасходованные продовольственные карточки, многочисленные справки, в том числе и с Завода им. М. И. Калинина, где Вера работала, заявления о предоставлении материальной помощи детям, сберкнижка, документы мужа Владимира Кондратьева. Все было датировано концом августа 1941 года — до начала блокады оставалось несколько дней, полным ходом шла эвакуация. Почему сумка с жизненно важными бумагами оказалась похоронена в чердачных перекрытиях, кто спрятал ее туда — загадка, на которую до сих пор нет ответа.
— Я понял, что документы очень важные, — рассказал «МК» в Питере» нашедший их Александр Митвинов. — Первым делом подумал, что будет правильно разыскать хозяев этих бумаг, если они выжили в блокаду, и вернуть им утерянное. Пусть и спустя 70 лет.
Кроме официальных бумаг и справок, в сумке нашлись письма Владимира Кондратьева из военной части, адресованные жене Вере и детям в Ленинграде:
«Я эти дни сидел скучней некуда. Писем от тебя не получал, и я прямо так нервничал, что не мог нигде находить места...»
«Вера, мне надоело здесь, мы отдыха не видели, день и ночь на ногах. Теперь мне, Вера, хотелось фотокарточки твою и детей. Я все же соскучился, посмотрел бы на фотокарточку — и обратно мне было бы веселей. Вера, живи поскромней, жалей детей и уважай».
«...Не беспокойся за меня, что отправят на фронт. Я очень доволен, что иду по своей военной специальности».
«Вера, теперь пиши, что есть вообще нового у вас и как с продуктами у вас. У нас я бы не сказал бы, как кормят, но все же неплохо. (...) Мне почти хватает».
Были в сумке также письма сестры Веры — Клавдии, которую начало войны застало в деревне: «…Я никак не могу приехать. У нас тут каждый день бомбят кругом и тревоги беспрерывно. Что случись в дороге — кому мои дети нужны? Отца нет и матери не будет. Дорогая сестра! Получила твою открытку, так наплакалась. Вера, ничего не поделаешь, такое время».
Десятки тысяч добровольных следователей
Поиски хозяев документов растянулись на несколько лет и превратились в настоящий детектив. Александр Митвинов сначала сам пытался найти родственников Веры Авлащиковой — проверил адрес на Гатчинской улице, где семья была прописана в 1941 году, пытался «пробить» ленинградцев с такой фамилией через знакомых. Не добившись успеха, он передал сумку своему соседу по даче — краеведу и участнику военно-исторического общества «Форт «Красная Горка» Андрею Хвальскому. Тот отсканировал все документы и выложил их в Интернет.
— Если честно, я думал, что они быстро найдутся, — рассказывает Андрей Хвальский. — Обращался к медийным людям, стучался в разные сообщества в Интернете. Но тогда, в 2011 году, мало кому была интересна эта история. Я писал письма на Завод имени Калинина, где в 1941 году работала Вера Авлащикова, но они мне даже не ответили.
В 2013 году Андрей передал оригиналы документов в краеведческий музей города Ломоносова. На одной из выставок их показали в витрине, посвященной блокаде, с пояснением: «Судьба семьи неизвестна». О поиске владельцев блокадной сумки на время забыли, хотя копии документов продолжали кочевать по Сети.
Но в марте этого года к поиску подключилась петербурженка Елена Алексеева, много лет разыскивающая своих пропавших во время войны родных. Информацию о сумке она разместила сразу в нескольких крупных группах в соцсетях.
— Интерес к судьбе семьи Веры Авлащиковой стал нарастать, как снежный ком, — говорит Андрей Хвальский. — Мне стали писать не только петербуржцы, но и жители других стран, даже из Америки. Все хотели помочь разыскать эту семью, выдвигали версии, спорили, сопоставляли даты и факты. Например, мы поняли, что сумку, скорее всего, у Веры украли. Взяли оттуда деньги, а все «ненужное» бросили на чердаке. Правда, многих озадачил тот факт, что «вор» не отоварил продовольственные карточки. Оказалось, что в конце августа 41-го года еще не было дефицита продовольствия, поэтому многие ленинградцы не спешили получать свои пайки, о чем им уже осенью пришлось горько пожалеть.
Когда к поискам в Интернете подключились десятки тысяч человек со всего мира, удача наконец улыбнулась «блокадным детективам» — в одной из старых адресных баз на Петроградке нашли Веру Кирилловну Кондратьеву. Там же оказалась прописана и ее сестра Клавдия. Остальное уже было делом техники. Сотрудники краеведческого музея позвонили в указанную квартиру, нашли там родных Веры Кирилловны и сообщили, что сумка, потерянная в 1941 году их бабушкой, нашлась. Это произошло за неделю до празднования 71-й годовщины Дня Победы.
«Люда и Боря умерли дома, Раечка — в детском саду»
Конец этой детективной истории «МК» в Питере» узнал от дочери Веры Авлащиковой и ее двоюродной сестры (дочери Клавдии). Обеих зовут Иринами. Они рассказали о судьбе «бабушки Веры». Оказалось, что эта самая сумка сыграла роковую роль в жизни их семьи.
— Моя мама Вера Авлащикова родилась в деревне Большево под Гатчиной в большой семье, — говорит Ирина Лаптева (в девичестве Кондратьева). — В детстве она получила травму — когда дети разыгрались в бане, мачеха стукнула ее ладонью по уху, после чего девочка почти полностью оглохла. Учиться в школе она уже не могла, поэтому ее отправили в Ленинград, где она работала нянькой в хорошей семье.
Когда Вера выросла, познакомилась с Владимиром Кондратьевым — он тоже был деревенским, но перебрался в Ленинград. Семья жила дружно, к началу войны у них было уже трое детей. Старшей Людочке — 8 лет, младшей Раечке — три годика, среднему сыну Боре — четыре.
— Мама говорила, что Боря был похож на папу, а Раечка — на нее, — вспоминает Ирина. — Братик Боря был левшой, любил поиграть — брал левой рукой молоток и колотил им по полу, приговаривая, что будет как дядя Миша (наш дядя Михаил Кондратьев был известным краснодеревщиком).
В первые же дни войны Владимир ушел сражаться, а Вера осталась одна с тремя малышами в Ленинграде. В конце августа она собиралась эвакуироваться вместе со своим заводом в Казань, носила с собой все документы.
— Про кражу сумки с бумагами мама мне не раз рассказывала, для нее это было ударом, — вспоминает Ирина. — Она несла сумку в сетке-авоське, и ее «срезали».
Видимо, именно из-за пропажи всех документов эвакуироваться Вера с детьми не успела.
— У детей начался «голодный понос», — продолжает Ирина. — Старшая Людочка плакала и просила гороховой каши. И она, и Боря умерли дома. Раечку определили в детский сад, она умерла там. Их похоронили в братской могиле на Серафимовском кладбище. Маму с крайней степенью дистрофии все-таки эвакуировали на Большую землю. Мало кто верил, что до Казани (где расположился ее завод) ее довезут живой. Тетя Клава вспоминала, что мама от горя и голода была на грани сумасшествия. Сама Клавдия успела попасть в Ленинград до начала блокады и провела в осажденном городе все 900 дней, работая на заводе. В эвакуацию ее не отпустили.
Послевоенное счастье
Вера осталась жива. Как и Владимир — он прошел всю войну, был дважды ранен, но вернулся домой к жене. Каково им было жить дальше без трех любимых детей, можно только догадываться. Трагедия не сломала их любовь — в 1947 году родилась их четвертая дочь Ирина.
— Я поздний ребенок, «поскребыш», — говорит она. — Мама и папа меня невероятно любили и опекали, отец ни разу не шлепнул за все детство. Мы жили скромно, но дружно. Я с шести лет ходила с мамочкой по инстанциям, чтобы ее взяли на работу, была при ней «переводчиком», она читала по моим губам. Больше всего мама любила детей — когда я вышла замуж и появился мой первенец (его, кстати, назвали Борей, в честь моего умершего в блокаду брата), она вышла на пенсию, чтобы нянчить внуков.
— Бабушка Вера нянчила и моего сына, — добавляет ее племянница Ирина Кондрахина. — Хоть она почти не слышала, но никто не умел так с малышами ладить, как она. Мой сын плохо спал по ночам, она его «караулила»: ложилась рядом с его кроваткой и клала туда руку, чтобы почувствовать, если он проснется. Дети ее очень любили. Невероятно, как ей удалось после всего пережитого сохранить столько душевного тепла.
Владимир умер в конце 60-х годов — фронтовые ранения пошатнули его здоровье. Вера Кирилловна, дожив до глубокой старости, — в 1998-м.
— Как жаль, что мамочка не дожила до того времени, когда ее сумка нашлась, — вздыхает Ирина Лаптева. — С тех пор как нам позвонили из музея, мы не можем прийти в себя. В первый момент была огромная надежда — вдруг в сумке найдутся фотокарточки Людочки, Бори и Раечки, о которых так просил в своих письмах папа. Ведь ни одного их изображения не сохранилось, я даже не знаю, как они выглядели. Но увы...
