А в России он известен только в узком кругу знатоков. Желая исправить этот факт, Гуффогг привез в Петербург 74 картины, которые выставили в залах музея Российской академии художеств. А 75-ю американец нарисовал уже в нашем городе. Два дня Шейн сидел в витрине книжного магазина на Невском проспекте и писал ауру Петербурга. На холсте из-под кисти художника возникли золотистые загогулины (ленты) на голубом фоне. «МК» в Питере» попросил художника прокомментировать это изображение.
Подарок городу
— Петербург многие считают серым из-за частых дождей и отсутствия солнца, а вы рисуете его золотом на голубом, почему?
— Серый для меня — мертвый цвет, а я вижу Петербург очень живым и энергичным, поэтому фон яркий — голубой. В городе много желтых зданий и много золота на них, поэтому ленты золотые. Вообще, по энергетике Петербург сильно похож на мой родной Лос-Анджелес, особенно остро я это чувствую, когда захожу в ресторан или сажусь в авто и еду по городу.
— Сколько будет стоить картина и почему ее нет на выставке?
— Ее надо дорисовать, я хочу на этом сосредоточиться в ближайшие дни. У этой картины не будет цены, потому что она — подарок городу. После завершения работы я передам ее в администрацию Петербурга.
— Вы закончили одно из лучших учебных заведений в мире, пригодились ли вам эти знания? Важно ли для художника-абстракциониста уметь рисовать натюрморты и гипсовые головы?
— Конечно, художник должен знать основы, и только потом он может придумывать собственный язык. Я начал рисовать с 8 лет, со второго класса школы. И прошел огромный путь, учил все стили и приемы, потом поступил в Калифорнийский университет, где тоже много учился.
В то время считалось, что рисование и живопись как таковые больше не нужны людям и надо прекращать этим заниматься, я был полностью с этим не согласен. При этом не собирался становиться известным художником. Я хотел просто рассказать о своих чувствах, донести свой внутренний мир на собственном языке, который мог бы быть доступен как для китайца, так и для американца. И я рассуждал над тем, как связать весь опыт художников и историю, чтобы привести их в ту точку, где искусство становится современным.
И вот эти ленты на полотнах отражают движения моей кисти, это продолжение меня и моего внутреннего мира. Мой процесс создания картин очень спонтанный, может занять около часа, чтобы все движения зафиксировать, но затем до 6 месяцев может уйти на то, чтобы довести работу до какого-то завершения, вместить все мои мысли и переживания в это «окно» холста.
«До того, как стать популярным, работал официантом»
— Почему мотивы на ваших картинах похожи?
— Обычно новая картина рождается из идей предыдущих. Важен сам процесс создания. Рисование делает меня счастливым.
— Что, кроме таланта и идеи, может сделать художника популярным и коммерчески успешным?
— Только ежедневная работа. Я лично работаю каждый день по 12 часов, но далеко не всегда мог жить на деньги, вырученные от продажи моих картин. Произошло это в мои 33 года, в 1996 году. До этого я все время писал, но всегда имел дополнительную подработку — был официантом в ресторане, создавал декорации для кино. Первая проданная картина стоила 250 долларов, я был удивлен, что кто-то готов платить за мое творчество деньги (сейчас стоимость картин Гуффогга в основном составляет от 10 до 60 тысяч долларов за полотно. — Ред.).
— Ваши картины покупают многие именитые люди. Вы знакомы с ними лично, например, с Биллом Клинтоном?
— Клинтона я не знаю. Знаком с Дастином Хоффманом, Мэтом Раеном... Так много имен, что я их забываю и не успеваю следить, как они перекупают мои картины друг у друга на светских вечеринках.
— Как к вашему визиту в Россию отнеслись родственники и знакомые?
— Я в Петербурге впервые, а в России уже бывал по обмену в конце 1980-х. Москву того времени я нахожу обыкновенным динамичным мегаполисом, она похожа на Нью-Йорк. Но после Москвы мы побывали в Ужгороде, откуда месяц путешествовали пешком в Киев, останавливались в городах и деревнях. Именно после того похода по землям СССР я обрел собственный стиль: по возвращении в Америку я отстранился от модных веяний арт-тусовки и стал больше прислушиваться к себе, вкладывать свою личность в написание холстов. Я очень рад, что тогда не послушал друзей и родственников, которые называли меня сумасшедшим. Приключения в России в конце 80-х годов — величайшее событие в моей жизни и бесценный опыт.
Сегодня тоже некоторые ужасались моей поездке в современную Россию, но я приехал не один, а с сыном — Невиллом. Ему сейчас 15, он также учится в школе искусств в Лос-Анджелесе и увлекается игрой на фортепиано. Я считаю, что он сейчас на более высоком уровне развития, чем я в его возрасте. И Петербург нам обоим очень нравится, мы гуляли несколько раз по Эрмитажу (особенно прекрасна голландская коллекция) и Русскому музею, ездили в Петергоф. И Невилл признался, что Петербург стал его любимым городом. Вместо Лондона.
