Контузия не избавила от долгов
После теракта в метро 91 человек претендовал на материальные компенсации. Это были как те, кто в момент взрыва стоял всего в нескольких метрах от смертника, так и те, кто ехал в соседних вагонах и отделался испугом. По заключению экспертов, пострадавшими признаны 66 человек. 25 в компенсациях отказано. Не выстрадали?
В редакцию «МК» в Питере» обратилась 52-летняя Вера Рощина. Следствием она официально признана потерпевшей в деле о теракте.
— Следователь нашел меня на видеозаписи со станции метро «Технологический институт». Там видно, как меня выводят из вагона, потом я сижу на скамейке, затем ухожу, — рассказывает петербурженка.
В тот день она ехала из агентства недвижимости на Невском проспекте домой. Сидела в вагоне, соседнем со взорванным.
— Рядом со мной выбило стекло, посыпались осколки, был громкий хлопок. Я перепугалась. Меня не ранило, крови не было, но оглушило. Помню, я громко кричала, — вспоминает Вера Рощина. — На станции меня под руки вывели из вагона. Потом подошла медработник метрополитена, сказала, что мне повезло — нет сильных повреждений, предложила дождаться спасателей. Но я торопилась домой, надо было встретить дочку со школы. Она у меня инвалид, и за ней нужен постоянный присмотр. Поэтому я ушла.
К вечеру, по словам Рощиной, ей стало плохо. Пришлось вызвать врачей. Те сделали укол — полегчало. На следующий день потерпевшая обратилась в медцентр имени Алмазова, где ее осмотрели и поставили диагноз — острая реакция на стресс. Чуть позже лор из районной поликлиники выявил контузию. Рощина жаловалась на головокружения и боль.
— 6 апреля я по скорой из травмпункта попала в 26-ю городскую больницу. И тут для меня начался ад похуже самого теракта, — сетует Вера Рощина. — Мне заявили, что если бы я реально ехала в том поезде, то лежала бы на кладбище. Восемь часов меня продержали в приемном покое, называли мошенницей и не отпускали — в итоге я просто сбежала оттуда. А они в документах написали, что у меня шизофрения под вопросом, хронические заболевания и острый отит, который, конечно, не может быть результатом теракта.
Именно на эти записи опирались и судмедэксперты, определявшие степень физического ущерба Веры Рощиной. Пострадавшей ее не признали. Исследование, к слову, проводили без самой потерпевшей, просто по бумагам. А справки из медцентра имени Алмазова и из поликлиники, видимо, в расчет решили не брать.
— А ведь я потратила 50 тысяч на лекарства, чтобы восстановить слух. Мне рекомендовано санаторно-курортное лечение, которое обойдется в 150 тысяч, — оценивает свои расходы Вера Рощина. — К тому же Сбербанк обещал списать долги пострадавшим в теракте, а нам по ипотеке только отсрочку готовы предоставить.
Истины ради надо сказать, что банк списывать долги все же не обещал, а лишь был готов их реструктуризовать. Но отсрочка контуженную, видимо, не устраивает.
Заплатили только после шумихи
Вера Рощина лишь одна из тех, кто ехал во взорванном поезде, но денег не увидел. Подобных историй немало. Так, например, петербурженка Надежда Соседова на своей страничке «ВКонтакте» рассказала, как ей отказали в компенсации потому, что она получила лишь психический вред здоровью. Ехала Надежда как раз в том вагоне, где прогремел взрыв. При теракте она чудом не пострадала, «лишь» в волосах застряла человеческая кровь и плоть, а рядом с ней на полу лежали убитые. Надежда сама психолог по образованию, и она возмущена, что эксперты не считают вредным для здоровья подобную ситуацию.
У студентки Татьяны Смирновой очень похожая история (кстати, в списках пострадавших, опубликованных МЧС 4 апреля, Соседова и Смирнова даже упомянуты друг за другом). Тоже ехала в одном вагоне со смертником и также не получила физических травм.
— Это вообще чудо, что меня не задело, я сидела не так далеко от террориста. Но я все равно 9 дней провела в Военно-медицинской академии, со мной работали врачи, психологи. Но в компенсации мне полностью отказали, — рассказывает Татьяна. — Я не претендую на крупные выплаты, но и то, что меня не считают пострадавшей, тоже несправедливо. Обидно, что так обошлись со мной да и с другими жертвами. Я знаю женщину, которую в метро несколько раз отправляли переделывать справки по нужной форме. Другой пострадавшей неделю пришлось ждать приема у нужного врача уже после выписки из больницы — в общем, никаких поблажек, никакой исключительной помощи.
История 18-летнего пострадавшего Александра Власова говорит о том, что компенсации достаются лишь тем, кто готов за них бороться. Студент получил сочетанную минно-взрывную травму, сотрясение мозга, ранение затылка, шеи, бедра, 22 дня провел в больнице. Но вред, нанесенный его здоровью, был расценен как «легкий» (притом, что на первую судмедэкспертизу самого пострадавшего даже не позвали). Александр и его мама Наталия не смирились с подобной несправедливостью — они обратились к волонтерам, историю предали огласке. Тут же была проведена еще одна экспертиза, после которой Александра признали не «легким», а «средним» и заплатили положенную за это сумму компенсации.
Еще одной потерпевшей Евгении Бахлыковой метрополитен сначала отказался выплачивать компенсацию за утерянный ею во время взрыва телефон, требуя различные справки и чеки. После шумихи в СМИ руководство подземки все же согласилось выплатить 11 тысяч рублей за телефон и две тысячи рублей за поврежденные во время взрыва колено и голову.
— Есть и потерпевшие, которые решили не добиваться компенсаций, — говорит Александра Шнайдрук. — Кое-кто из студентов, например, сказал, мол, им это не надо, другим нужнее. Кто-то махнул рукой и решил, что свои проблемы со здоровьем быстрее решит сам.
«Может быть, денег срубим!»
Нашлись и те, кто решил заработать на трагедии. Или на худой конец — бесплатно подлечиться.
В то же время есть случаи, когда люди, не имеющие никакого отношения к теракту в метро и не находившиеся поблизости от взрыва, тем не менее называют себя «потерпевшими» и претендуют на лечение и компенсации.
О том, что такие истории не единичны, сообщил и сам Александр Ржаненков, глава Комитета по социальной политике Смольного. В комитет уже не раз обращались люди в попытке «сорвать куш», получив средства на реабилитацию от города. О таких же случаях рассказывают и волонтеры, и сами пострадавшие. Так, 65-летняя Наталия Кирилова, находившаяся в том самом вагоне и с контузией лежавшая в Мариинской больнице, рассказала о странной соседке по палате.
— Эту женщину привезли ко мне в палату на четвертые сутки после теракта, в выходные, — рассказала Наталия Кирилова «МК» в Питере». — Женщина не вставала с постели, сообщила мне, что она тоже пострадала в теракте и три дня до этого лежала в реанимации. Правда, потом лечащий врач сказала, что дама поступила только этой ночью. У соседки якобы тоже была контузия — когда к ней обращались медсестры, она им сообщала, что ничего не слышит. А когда мы остались одни, она прекрасно меня слышала, если я, передвигаясь по палате, предлагала ей стакан воды или печенье, даже если при этом стояла к ней спиной. Эта женщина рассказывала, что она находилась в самом центре вагона, упала на колени от взрыва и кричала во весь голос. Но у нее диабет и совсем не маленький вес, при этом на коленях — ни царапины. Внешних повреждений вообще никаких. На следующий день к ней приехала ее сестра. Не стесняясь моего присутствия, сестра говорила: «Мы, может быть, денег тут срубим!» и рассказывала, какие у них в семье многотысячные долги по квартплате. Со временем она освоилась, ходила по обследованиям, внимательно следя, чтобы ей сделали все положенные при диабете уколы и продолжая делать вид, что не слышит, когда к ней обращались медсестры. В больнице эта женщина пролежала десять дней. А может быть, и дольше, потому что меня саму потом выписали, и о ее дальнейшей судьбе я ничего не знаю.
С подозрительными «потерпевшими» столкнулись и волонтеры.
— Есть, например, одна супружеская пара, — говорит Александра Шнайдрук, занимающаяся помощью пострадавшим от теракта. — Они обратились в больницу как «потерпевшие», но потом (видимо, когда начались нестыковки и они не могли ответить на вопросы следователей) резко оттуда «сбежали», прервав все контакты — и с врачами, и с Комитетом по соцзащите. Я пыталась их найти в соцсетях, чтобы узнать, не нужна ли им какая-то помощь, но они внесли меня в черный список.
