900 дней голода
Если уж быть точными, то блокада Ленинграда длилась не 900, а 872 дня (с 8 сентября 1941-го по 27 января 1944 года). Не очень красивая цифра 872 была просто округлена.
Голод в самом жестком, самом страшном смысле этого слова был лишь блокадной зимой 1941–1942 годов. Этот период хорошо знаком нам по фотографиям и кинохронике: заледеневшие дома, замерзшие трупы на улицах, едва держащиеся на ногах люди-скелеты. Этот кошмар продолжался примерно с ноября 1941-го по март 1942 года.
Начиная с конца 1941 года происходило постоянное увеличение продовольственного пайка. Тогда же началась эвакуация всех нетрудоспособных граждан: женщин, детей, стариков, больных. Всего с января по ноябрь 1942 года из города было эвакуировано порядка 1 миллиона человек. В городе осталось небольшое, но трудоспособное население, снабжавшееся, конечно, не богато, но вполне достаточно для нормального существования. Ужас «125 блокадных грамм» остался далеко позади.
Так что говорить о 900 днях голода не очень корректно. Из почти двух с половиной лет блокады собственно голод длился примерно полгода. Однако этих 5–6 зимних месяцев хватило для того, чтобы вырвать из числа живых более 600 тысяч человек.
125 блокадных грамм
«125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам» — популярность этих строчек Ольги Берггольц была велика. В результате у многих из тех, кто о блокаде знал только понаслышке, сложилось ошибочное заблуждение, будто таков был ежедневный паек всех ленинградцев чуть ли не на протяжении всей блокады. Это, конечно, не так. 125 грамм — эта минимальная норма выдачи хлеба за всю историю блокады. Продержалась она чуть более месяца, с 20 ноября по 25 декабря 1941 года — в самое страшное время для осажденного города. Получали ее служащие, иждивенцы и дети. Именно на эти категории жителей и пришлась львиная доля умерших от истощения. Рабочая норма в этот период хоть и была тоже мизерной, но все же составляла 250 грамм.
25 декабря 1941-го произошло первое увеличение норм выдачи хлеба (350 грамм для рабочих, 200 — для всех остальных). По воспоминаниям очевидцев, для жителей города это был не меньший праздник, чем состоявшийся в 1943 году прорыв блокады. С тех пор нормы выдачи неуклонно повышались, но «125 грамм хлеба» так и остались в памяти поколений как символ блокадного голода.
В пайке — не только хлеб
Сегодня далеко не все знают, что блокадный паек не исчерпывался одним хлебом — ведь человеческому организму для поддержания существования одного хлеба недостаточно. Поэтому месячный паек ленинградца включал еще 4 вида продуктов: 1) мясо, 2) крупу или макароны, 3) жиры и 4) сахар или кондитерские изделия. Однако нормы выдачи этих продуктов тоже были мизерны. Так в ноябре-декабре 1941 года самая страдающая категория ленинградцев — так называемые иждивенцы — должны были получать
(в месяц!) 400 грамм мяса, 600 грамм круп или макарон, 200 грамм жиров, 800 грамм сахара или конфет. Нормы рабочих, служащих и детей были выше, но также совершенно недостаточны.
Почему же тогда именно хлеб стал прочно ассоциироваться с блокадным пайком? Дело вот в чем: все остальные продукты, кроме хлеба, должны были выдаваться не каждый день, а раз в декаду. Причем я не зря написал «должны были». На деле они далеко не всегда выдавались. Были такие периоды, когда ленинградцы не могли получить и тот скудный паек, который им полагался. Особенно плохо дело обстояло с мясом и жирами. Чаще всего их заменяли другими продуктами: яичным порошком, студнем из бараньих кишок, консервами. А были декады, когда жители вообще не получали ничего.
Хлеб же выдавался ежедневно и был фактически основной пищей ленинградцев. Неудивительно, что для жителей города кусок хлеба стал символом жизни.
Хлеб с опилками
Зачастую можно услышать утверждения, что в хлеб в блокадном Ленинграде добавлялись опилки, измельченная кора деревьев, торф и т. д. Это не соответствует действительности. Добавлять эти примеси не было смысла уже потому, что они не имели никакой пищевой ценности, то есть никак не могли утолить голод.
Вот состав реального ленинградского хлеба на начало ноября 1941 года: мука ржаная — 63%, жмых льняной — 4%, отруби — 4%, мука соевая — 4%, мука солодовая — 12%, мука из затхлого или испорченного зерна — 5%. Вскоре, когда запасы солодовой муки подошли к концу, ее заменили хлопковым жмыхом, а затем пищевой целлюлозой. Но ни опилки, ни какие-либо другие несъедобные примеси в блокадный хлеб не добавлялись.
Урон от пожара на Бадаевских складах
Миф о роковой роли, которую сыграл пожар на так называемых Бадаевских складах, относится к числу наиболее старых и наиболее укоренившихся заблуждений. По-видимому, этот миф сложился еще в годы блокады. Суть его такова:
На складах имени А. Е. Бадаева в 1941 году было сконцентрировано огромное количество продовольствия, которого хватило бы, что кормить всех жителей Ленинграда чуть ли не в течение трех лет. Но в результате налетов немецкой авиации 8 и 10 сентября склады сгорели вместе со всем своим содержимым. Если бы этого не произошло — никакого голода в городе и не было бы. Попутно высказываются упреки в адрес «близоруких» ленинградских руководителей, сосредоточивших такую массу продовольствия в одном месте.
Миф этот, по-видимому, сочинен людьми, которые смутно представляли, сколько же нужно продовольствия для того, чтобы прокормить такой город, как Ленинград. В действительности же к моменту пожара на Бадаевских складах находилось 3 тысячи тонн муки и 2,5 тысячи тонн сахара. По существовавшим в сентябре нормам выдачи продовольствия этих запасов хватило бы на 2–3 дня! Кроме того, на месте пожарища впоследствии было собрано 1 тысяча тонн горелой муки и 900 тонн сахара, которые были переработаны пищевыми предприятиями города. Так что урон от пожара на Бадаевских складах не оказал практически никакого влияния на продовольственную ситуацию в городе.
Банкет в «Астории»
Столь же давнюю историю имеет и легенда о несостоявшемся банкете немцев в «Астории». Будто фашисты настолько были уверены в своей победе, что загодя напечатали пригласительные билеты на торжественный ужин, который они собирались устроить в главной ленинградской гостинице после взятия города.
Однако нет ни одного документа, который подтвердил бы эту легенду. Не найдено ни этих мифических пригласительных билетов, ни меню предполагаемого мероприятия. В немецких документах вообще нет ни слова о каком-либо намечающемся в Ленинграде победном банкете. Так что этот слух уверенно можно отнести к области так называемого городского фольклора.
«Осталась одна Таня…»
Коротенький дневник 12-летней школьницы Тани Савичевой, в котором она записывала страшные по своей обыденности слова о смерти родных, является одним из известнейших документов ленинградской блокады. Однако мало кто знает, что финальная фраза дневника «Умерли все. Осталась одна Таня» не соответствует действительности.
На самом деле Савичевы умерли не все. Сама Таня умерла 1 июля 1944 года в эвакуации, но остались в живых ее родные брат и сестра. Старший брат Миша к началу войны находился в деревне под Псковом. Там его и застала оккупация. Он попал в партизанский отряд и благополучно дожил до конца войны. Однако в семье считали его погибшим.
Похожая ситуация произошла с сестрой Ниной. 28 февраля 1942 года Нина должна была прийти домой, но так и не пришла. Савичевы решили, что она погибла. Они не знали, что Нина вместе с предприятием, где она работала, была спешно эвакуирована через Ладожское озеро. Нина пережила войну и до последних лет вместе с семьей проживала в Петербурге.
Попутно стоит развеять и миф о том, будто дневник Тани Савичевой фигурировал в качестве обвинительного документа на Нюрнбергском процессе. Это неверно. Материалы Нюрнбергского процесса (включая все представленные на нем документы) опубликованы. Дневника Тани Савичевой среди них нет.
«Исаакиевский собор — ориентир для пристрелки…»
Существует легенда о том, почему во время блокады Исаакиевский собор остался невредим. Якобы, когда стали искать место для надежного укрытия музейных ценностей, один офицер предложил устроить хранилище в Исаакиевском соборе: при обстреле города немцы будут использовать купол собора как ориентир и не станут стрелять по нему. Так все и вышло…
Это, конечно, сказка. Хороши были бы руководители обороны города, если б оставили такой ориентир для врага! На самом деле важнейшей задачей защитников города было как можно лучше замаскировать все высотные доминанты Ленинграда: в первую очередь купол Исаакия и шпили Петропавловского собора и Адмиралтейства. Что и было сделано. Купол Исаакиевского собора и шпиль Петропавловки были выкрашены серой краской — чтобы сливались с цветом ленинградского неба. Поначалу архитекторы опасались за судьбу золоченых куполов и шпилей, однако химики успокоили: с помощью специальных химикатов серую краску можно будет смыть, не повредив позолоты.
С Адмиралтейством ситуация была сложнее. Если Исаакий и Петропавловка были позолочены при помощи гальванопластики, то здесь тончайшие листики золота были закреплены на специальном клее. Красить их было нельзя. Поэтому за одну ночь был сшит громадный чехол весом в полтонны, который с помощью альпинистов натянули на шпиль Адмиралтейства. Чуть позже были замаскированы все остальные городские шпили и купола. Таким образом, были скрыты абсолютно все высотные ориентиры, которые могли бы облегчить врагу обстрел города.
«Пирожные и персики для Жданова…»
Начиная с конца 1980-х годов в прессе стало активно муссироваться утверждение о том, что во время блокады высшее руководство города во главе со Ждановым якобы объедалось деликатесами. В многочисленных статьях приводились различные шокирующие подробности: тут были и пирожные буше на столе у Жданова, и персики, которые доставлялись на самолетах с «большой земли», и т. д.
Нет никаких сомнений, что Жданов и другие руководители города питались лучше простых горожан. И, как это ни жестоко звучит, такой факт нельзя оценивать однозначно негативно. Жданов и его подчиненные принимали решения, от которых зависели судьбы миллионов людей. Вряд ли бы положение города улучшилось, если бы им руководил человек, чье сознание было бы ослаблено длительной голодовкой. Но вопрос тут в другом. Был ли Жданов таким циником, чтобы объедаться деликатесами в городе, жители которого ежедневно тысячами умирали от голода?
Как бы ни относиться к такой противоречивой фигуре, как Жданов, но ответ на этот вопрос будет отрицательным. Авторы многочисленных статей об «обжорстве» Жданова ссылаются обычно на каких-то безвестных «очевидцев», не называя конкретных имен, которые позволяли бы проверить достоверность этой информации. Наоборот, еще в конце 1980-х годов историки опросили оставшихся в живых сотрудников Смольного (официанток, медсестер, адъютантов, связистов и т. д.). Все они отмечали неприхотливость Жданова в еде. Так, официантка Страхова вспоминала, как в ноябре 1941 года Жданов вызвал ее и установил фиксированную норму расхода продуктов для всех членов военсовета (и для себя в том числе). «…Чуток гречневой каши, щи кислые…» — таков, по словам официантки, был обычный рацион Жданова.
Связист Нейштадт подтверждал: «…Но каких-то там излишеств не помню. Жданов, когда приходил, первым делом сверял расход продуктов... Я запомнил его как человека, достаточно щепетильного во всем, что касалось материальных вопросов».
Таким образом, можно вполне определенно утверждать, что блокадное «обжорство» Жданова — всего лишь один из так называемых перестроечных мифов.
Невский пятачок
В ночь с 19 на 20 сентября 1941 года советские войска смогли переправиться на левый берег Невы и отвоевать у немцев небольшой клочок земли в районе Невской Дубровки. Место это назвали «Невским пятачком» из-за его небольшого размера: 2 километра вдоль Невы и 500–800 метров от береговой линии. Вокруг этого плацдарма вот уже 20 с лишним лет не угасают споры. Раздаются утверждения о его «ненужности» для обороны города, о гигантских жертвах, которые понесла там Красная армия, и т. д. Так ли это на самом деле?
Нельзя согласиться с утверждением о «ненужности» этого плацдарма. Возникает резонный вопрос: если этот плацдарм не имел никакого значения, то почему немцы так яростно старались его отбить? Ведь, например, только в период с октября 1942-го по январь 1943 года на Невский пятачок было совершено около 300 атак немецких войск. Если подсчитать, то получается по 3–4 атаки в день! Вряд ли бы немцы так бесились, если бы считали этот плацдарм «бесполезным».
Существует устойчивый миф о том, что на Невском пятачке погибло 5, 10, 20, 100 и т. д. советских солдат на квадратный метр. Подобные цифры кочуют из одного издания в другое. Однако площадь «пятачка» известна. Если взять средние цифры 2 километра по фронту и 500 метров в глубину, то площадь составит 1 миллион квадратных метров. Таким образом, потери Советской армии на этом плацдарме должны были составить 5, 10, 20, 100 и т. д. миллионов человек, что является несомненным абсурдом.
В реальности, конечно, количество погибших на «пятачке» наших солдат не исчислялось столь грандиозными цифрами. На сегодняшний день безвозвратные потери советских войск в этих боях оцениваются примерно в 50 тысяч человек. Несомненно, эти цифры очень велики, особенно для такого крохотного участка земли, но говорить о 10–20 убитых на каждый метр плацдарма — это явная нелепость.
Коты-спасители
А вот когда появился миф о котах, якобы спасших Ленинград от нашествия крыс, до сих пор остается загадкой. Согласно легенде, после того, как жители блокадного города съели всех питерских котов и кошек, Ленинград заполонили полчища крыс. Перепробовав безуспешно все способы борьбы с вездесущими грызунами, городские власти решили обратиться к самому традиционному. И вот сразу же после прорыва блокады в город было доставлено несколько вагонов котов из Ярославской области, которые быстро поставили обнаглевших крыс на место.
Не хочется огорчать любителей животных, но придется. Все это, хоть и красивая, но выдумка. Действительно, зимой 1941–1942 годов крысы стали одним из самых страшных бедствий. Они не только уничтожали и без того скудные запасы продовольствия, но были еще и потенциальными разносчиками чумы. Одно время крыс пытались травить, но вскоре от этой практики отказались — чтобы не отравить людей (крыс ведь тоже ели!).
В конечном итоге справиться с нашествием крыс удалось следующим образом: нескольких отловленных особей заразили крысиным тифом (опасным только для животных) и выпустили на волю. Эпидемия тифа быстро распространилась среди грызунов. Рост крысиной популяции был остановлен.
Петергофский дворец и фонтан «Самсон»
До сих пор окутана мифами причина гибели Большого Петергофского дворца. Некоторое время считалось бесспорным, что здание подожгли немцы перед своим бегством под натиском Красной армии. С другой стороны, среди горожан распространилась версия, что дворец подорвали советские разведчики. Якобы новый, 1942 год гитлеровцы решили отпраздновать в царских апартаментах. Каким-то образом об этом узнало советское командование. Группа разведчиков пробралась к дворцу и забросала пировавших фашистов гранатами. Вспыхнул пожар, который и погубил дворец.
Ни та, ни другая версия не соответствуют действительности. На недавно найденных немецких фотографиях военной поры запечатлены первые дни оккупации Петергофа осенью 1941 года. На одной из них зафиксирован и горящий Большой дворец. Этот снимок убедительно доказывает, что, по крайней мере, значительная часть Петергофского дворца сгорела еще в сентябре 1941 года.
Удалось выяснить и судьбу знаменитого фонтана «Самсон». Среди горожан была распространена легенда о том, что якобы незадолго до сдачи Петергофа работники музея закопали статую Самсона в саду. Однако по окончании работ грузовик с командой попал под обстрел, и все участники акции погибли. После освобождения Петергофа место «захоронения» статуи так и не удалось обнаружить. Поэтому пришлось ее отливать заново.
Найденные фотографии позволили расставить все точки над «i» в этом вопросе. Так, на снимке, сделанном немецким солдатом в начале осени 1943 года, прекрасно видна статуя Самсона на своем постаменте. Так что рассказ о закопанном и ненайденном Самсоне является лишь красивой выдумкой. Скорее всего, статуя была вывезена немцами в Германию, а там либо переплавлена, либо погибла под бомбами союзников.
