Официальный повод есть: в последние дни заболеваемость в Северной столице ставит рекорд за рекордом. Увы, это так. Суточные цифры читатель сможет найти в свежих новостях, а мы скажем только, что общее количество инфицированных к началу ноября превысило 70 тысяч человек. Общее число смертей от коронавируса в Петербурге к 8 ноября дошло до 4162 — но это, как все понимают, очень обобщенные цифры.
Высшее медицинское руководство, безусловно, примет меры, и статистика улучшится. Что на самом деле происходит на фронте борьбы с коронавирусом — из этих цифр мы вряд ли уясним. Хотя очень хочется.
ДВОЙНОЙ ТАРИФ
Продраться сквозь дебри «коронавирусной» статистики довольно трудно, но можно.
Возьмем наиболее полную информацию, которую уже имеет Росстат. По этим данным, например, в сентябре «от коронавируса» во всей России скончалось 5199 человек. Мы не случайно поставили эти слова в кавычки.
По методике Росстата, погибшие из числа этих 5199 делятся на несколько групп (которые, судя по всему, пересекаются). К первой относятся официально зафиксированные случаи, когда COVID-19 считается основной причиной смерти. «Число случаев в этой группе в сентябре 2020 года составило 4329», — сказано в исследовании. Также в сентябре насчитали 870 случаев, когда COVID-19 предполагается как основная причина смерти, но для подтверждения наличия вируса «необходимо провести дополнительные медицинские исследования». Итого, заметим, как раз 5199.
Далее было подчитано, что у 1401 пациента коронавирус «ускорил летальный исход, но не стал основной причиной смерти». Наконец, в 3198 случаях наличие коронавируса было подтверждено, но при этом диагноз не оказал существенного влияния на летальный исход. Контрольные суммы (выражаясь на бухгалтерском жаргоне) «не бьются», но главное даже не это.
Не удержимся и буквально процитируем Росстат по публикации ТАСС. «COVID-19 являлся сопутствующим заболеванием, но никаким образом не повлиял на наступление смерти: таких случаев в сентябре зафиксировано 3198».
Проще говоря, из статистики сентябрьской «коронавирусной» смертности хорошо бы вычеркнуть 3198 пациентов из общих 5199. Течение их «ковида» явно было бессимптомным, и умерли они от других (чаще всего действительно смертельных) заболеваний. Примерно так же мог бы влиять на «летальный исход», к примеру, давно живущий в организме вирус герпеса. 5199 минус 3198 дает нам 2001 человека — и вот они-то с большими на то основаниями могут быть названы умершими от коронавируса (уже без кавычек). Теперь вернемся к первоначально названным показателям (пять тысяч, четыре…) и поймем, что по-прежнему ничего не понимаем в подсчетах Росстата.
На самом деле все можно было бы упростить путем исключения «взаимопроникновения» вышеперечисленных групп. Но где-то кому-то дана установка: коронавирус должен быть выявлен в любом случае (про грипп и ОРВИ такой установки не давали). Вот и появляются удивительные с точки зрения логики градации: вот этот пациент умер от коронавируса; другой — скорее от него, а может, и нет; третий — с ним, но без его участия…
Итог: пугающие, но путаные общие цифры на практике бесполезны. Зачем их вносят в статистику Росстата — остается догадываться.
БОЛТАТЬ, НО НЕ СМЕШИВАТЬ
Нельзя сказать, что странностей никто не замечает. В среде специалистов слышны и вполне взвешенные мнения. Еще 10 июля (на гребне «первой волны») руководитель межведомственной рабочей группы по противодействию распространению коронавируса в Петербурге, гендиректор МИЦ им. Алмазова Евгений Шляхто объяснял, почему публикация «больших чисел» не всегда корректна.
«Нас все время пугают этими цифрами высокой летальности в Санкт-Петербурге, — говорил он. — На самом деле смертность рассчитывается на 100 тысяч населения. То, что нам показывают — это смертность к числу выявленных. А на самом деле нужно считать к числу населения».
К слову, коэффициенты заболеваемости ВОЗ учитывают и сравнивают именно число заболевших на 100 тысяч населения.
Тот же Евгений Шляхто примерно в то же время признал (на пресс-конференции в петербургском ТАСС) простой факт: «Будет больше тестов — будет больше заболевших».
То, что заболеваемость снова растет, неоспоримо. Однако каждый, кому не повезло заболеть в трудоспособном возрасте, скажет: многократное добровольно-принудительное тестирование на коронавирус в наших условиях — еще один вид бюрократической волокиты.
СБИЛИСЬ СО СЧЕТА
Еще несколько интересных статистических фактов «всплыли на поверхность» совсем недавно. Об одном мы уже писали: в Петербурге в большинство дней начиная с середины сентября заболевших фиксируется ровно (или почти ровно) вдвое больше, чем выздоровевших. Куда же деваются все заболевшие, но не выздоровевшие? — спрашивали мы. Ведь смертность растет вовсе не по экспоненте?
Тогда первый зампредседателя комитета по здравоохранению Андрей Сарана косвенно признал проблему, но заметил, что ежедневная статистика «может быть не совсем точной», так как «стационары работают с большой нагрузкой и по документам могут не списать кого-то вовремя».
В соцсетях было высказано и другое невеселое предположение: строгий учет важен на первом этапе, когда на лечение выделяют деньги из фонда ОМС. Цифры «на выходе» никому не интересны. С этой версией трудно согласиться, но и спорить как-то не получается.
Была замечена и еще одна странная (и мрачная) загадка статистики. Так, согласно журналу учета актов проведения кремаций тел умерших (погибших), зараженных «новой коронавирусной инфекцией», с 14 апреля по 27 октября во втором корпусе петербургского крематория было сожжено 5868 тел умерших с COVID-19. Но, как сообщило издание «Фонтанка», оперативный штаб за тот же период зарегистрировал только 3674 смертельных исходов от коронавируса.
Объяснять неувязку пришлось опять-таки главному «антивирусному» спикеру, Андрею Саране. По его словам, более чем полуторакратная разница в цифрах объясняется тем, что в журнал кремации записываются не только люди, болевшие и умершие от коронавируса, но и другие категории смертей. Иными словами, в статистику попали как те, кто умер непосредственно от COVID-19, так и те, у кого он был выявлен в качестве сопутствующего заболевания или позже, при вскрытии.
«Кроме того, смерти включаются в статистику, когда есть патологоанатомическое заключение и свидетельство о смерти, — дополнили в аппарате вице-губернатора Петербурга Олега Эргашева. — Но и это не окончательный вариант, а оперативный. Диагноз может поменяться при получении новых данных».
С этим опять же не поспоришь. Но здесь мы снова возвращаемся к началу: наша статистика живет своей жизнью. Ее невозможно рассматривать ни в качестве исходных данных для анализа, ни в качестве результата такого анализа. Она легко меняется «задним числом» в силу неизвестных причин. Кому нужна такая статистика? Уж точно не ее участникам. После четырех часов в поликлинической очереди люди думают уже не о статистике. Но это отчуждение взаимно: ни исполнителям, ни заказчикам «коронавирусных» сводок мы тоже не интересны. Давно понятно, что основной предмет статистики — не люди, а деньги.
