От мужа избавиться проще, чем от кредита
Петербурженка Нина Култышева — одна из тех, кто сейчас готовится стать банкротом. Не самый приятный финансовый статус ее совершенно не пугает.
— Для меня банкротство — это спасение, единственный выход из сложившейся ситуации, — объясняет Нина.
Ее история довольно типична. Еще в 2005 году она первый раз вышла замуж. Казавшиеся до этого идеальными отношения вдруг преподнесли массу сюрпризов.
— Оказалось, что муж живет в коммуналке, а не в отдельной квартире, как мне было заявлено до бракосочетания. Просто соседка давно в свою комнату не наведывалась. Зато после нашей свадьбы она как раз решила ее продать. И тут я совершила главную ошибку — я взяла кредит на покупку этой комнаты, — рассказывает Култышева.
Ее супруг не работал, а Нина была финансовым директором в крупной западной компании и получала по 100 тысяч рублей в месяц. Это позволило взять ипотеку в одном банке. И потребительский кредит, да еще и долларовый, в другом.
— И первое время все было хорошо. Мы купили эту комнату, получилась полноценная отдельная двушка, а на оставшиеся деньги приобрели машину и по мелочи вещи для ребенка — я как раз ходила беременная, — вспоминает Нина. — Я выплачивала кредиты, трудилась, вышла на работу, когда малышу было 5,5 месяцев. И мужа все это устраивало. Он так и продолжал сидеть дома. Через три года мне все это надоело, и я развелась.
И в том же месяце Нина потеряла работу — ее уволили. Она стала жить одна на съемной квартире и платить по кредитам было уже нечем. Начали копиться штрафы. Прошли суды, которые, впрочем, не решили проблем — так как денег взять все равно было неоткуда.
— Когда вышел закон о личном банкротстве, я решила, что это мой шанс. Терять мне нечего — у меня нет собственности, кроме той самой комнаты. Но ее я бы и так с удовольствием продала, чтобы раздать кредиты — только бывший муж, ставший теперь соседом по коммуналке, сопротивляется, — объясняет Нина. — Машину, которую я покупала на кредитные деньги, я уже давно продала, потому что она стала часто ломаться. Драгоценностей или акций у меня нет. Взять с меня нечего. И сама я снова в декрете, третьем. Так что в ближайшее время я точно не смогу найти работу, а уж тем более такую высокооплачиваемую, какая у меня была, так что рассчитываться с банками мне нечем.
Муниципалы разорили пенсионерку
Нина — идеальный кандидат на банкротство. Ее трудно обвинить в фиктивности этого решения. Кредиты она брала давно, честно пыталась их выплачивать, пока была такая возможность. И таких, как она, в городе уже тысячи.
— Чаще всего петербуржцы становятся банкротами из-за долгов по кредитам или ЖКХ, — говорит генеральный директор Городского центра банкротства физических лиц Дмитрий Молчан. — С октября, по нашим данным, ежемесячно в Арбитражный суд подавалось порядка 200 заявлений в месяц на такие банкротства. Около 70 процентов — по инициативе кредиторов — чаще всего банков. И тут самый яркий пример — это, конечно, банкротство Владимира Кехмана. Но оставшиеся 30 процентов дел начаты по инициативе самих людей. Итого сейчас в городе около 300 человек находятся в стадии банкротства. Но, по нашим оценкам, таких может быть в Петербурге более 300 тысяч. Именно столько людей сейчас должны банкам и коммунальщикам и у них нет средств для выплат.
Закон о банкротстве физических лиц вступил в силу 1 октября 2015 года. Его принятию поспособствовал экономический кризис. До этого его почти 10 лет вяло обсуждали в Госдуме и никак не могли одобрить. А когда валютные ипотечники все чаще стали выходить на митинги, закон приняли за пару недель.
— Судьи рассматривают такие дела обычно 3–6 месяцев. И в ближайшее время Арбитражный суд начнет выносить решения в массовом порядке — как раз подходят сроки по осенним обращениям, — говорит Дмитрий.
Для судей эти процессы в новинку. Поэтому часть служителей Фемиды замерла в ожидании вердиктов своих коллег, другие пытаются разбираться в законе.
Но первые банкроты в Петербурге уже появились.
— Недавно таковой признали нашу клиентку, — рассказывает Молчан. — Она пенсионерка, была индивидуальной предпринимательницей, работала с муниципалами — организовывала по их заказу праздники. Но потом власть сменилась, после выборов пришли новые люди в муниципалитет, контракты с ней расторгли, да и многое строилось на устных договоренностях. А предпринимательница к тому времени успела взять кредиты для развития своего дела. И в итоге она осталась с долгами и без заказов. Суд признал ее банкротом. Вскоре с молотка уйдет ее автомобиль. Вырученные средства пойдут на оплату кредитов. Но этих денег явно не хватит на погашение всех долов. Их просто спишут.
Три года до полной свободы
Однако решение арбитража о банкротстве человека — это вовсе не конец его долгам и обязательствам. После вынесения вердикта начинается следующая стадия. Банкроту назначается финансовый управляющий. Он ищет варианты выплаты по кредитам — может продать имущество должника (кроме личных вещей и единственного жилья), изымает в пользу банков часть зарплаты или иных доходов. Но все это не может длиться дольше трех лет. Если за это время долги не будут погашены — они аннулируются.
— Сейчас банки и коллекторы запугивают и вводят в заблуждение потенциальных банкротов. Людям говорят, что они не могут подавать заявления в суд, если сумма долга не превышает 500 тысяч, — это неправда. Горожан уверяют, что банкротов не выпускают за границу — это тоже не так. А еще грозят, что больше им никогда никто не даст кредит. Это так, но не из-за банкротства. При подобных долгах их кредитная история и так безвозвратно испорчена, — рассуждает Дмитрий Молчан.
Еще одна трудность на пути к заветному банкротству — поиск финансового управляющего. Его себе должен подобрать сам потенциальный банкрот в саморегулируемых организациях. Но управляющие работают за проценты от продаваемого имущества должника. А если продать особо нечего, то они, скорее всего, просто откажутся от такого клиента, и тот не сможет обанкротиться даже по решению суда. Это явный законодательный пробел, который требует скорейшего решения.
— Все это кажется сложным и запутанным на первый взгляд, — говорит Нина Култышева. — Однако я разобралась в тонкостях за три ночи в Интернете. Пока дети спали, я читала закон, комментарии и мнения людей на форумах. Кстати, по моим подсчетам, себестоимость банкротства составляет примерно 30–40 тысяч рублей — столько придется заплатить финансовому управляющему (минимум 10 тысяч), а также за госпошлины и сбор справок.
Помимо этого, частные юристы, которые сейчас расплодились в большом количестве, за помощь в суде просят с петербуржцев примерно 10 процентов от суммы их долга. Таким образом, получается, что объявлять себя банкротом ради списания кредитов имеет смысл, только если вы задолжали хотя бы полмиллиона. Тогда эта «игра» будет иметь смысл. Если же сумма долга меньше, то соизмеримые деньги придется отдать за саму процедуру банкротства.
Кстати
Кехман — король бананов и банкротов?
Суд отныне может признать человека банкротом не только по его заявлению, но и по требованию кредиторов. Самым громким питерским процессом было банкротство Владимира Кехмана — бизнесмена, худрука Михайловского театра и директора Новосибирского театра оперы и балета. В первый же день действия нового закона в суд на него подал Сбербанк, которому «банановый король», как прозвали Кехмана за его фруктовый бизнес, задолжал 4,3 миллиарда рублей. Вскоре к процессу подключились и другие финансовые структуры. В конце декабря 2015 года суд признал предпринимателя банкротом. Однако великая распродажа имущества Кехмана пока не началась — он подал апелляцию.
