Учеников собирали на вокзале
Бесплатные курсы русского языка для детей мигрантов (или инофонов, как их называют по-научному) появились в Петербурге три года назад.
— В городе огромное количество ребят, которые приехали вместе с родителями из Узбекистана, Таджикистана, Киргизии, — говорит координатор волонтеров организации «Дети Петербурга» Юлия Алимова. — Большинство из них практически не знают русского языка. А теперь представьте, что происходит, когда они идут учиться в нашу школу. Страдают сами дети мигрантов, не понимая толком, что им говорит учитель, мучаются преподаватели, пытаясь объяснить им свой предмет. Все это может сказаться и на обучении русских одноклассников инофонов. Поэтому изначально целью наших курсов была именно подготовка детей мигрантов к школе.
Площадки для занятий нашли быстро: «учебные классы» организовали в городских библиотеках, социально-реабилитационных центрах. С учителями тоже проблем не возникло. Только прослышав об открытии курсов, в организацию «Дети Петербурга» сами стали приходить студенты и выпускники филологических факультетов, журналисты, историки. А вот с учениками поначалу было туго. Чтобы родители-мигранты узнали о существовании курсов, волонтеры встречали поезда из Средней Азии и раздавали приехавшим специальные листовки. Они же расклеивали объявления в подъездах. А дальше заработало «сарафанное радио»: гастарбайтеры рассказывали друг другу о бесплатных уроках русского языка, приводили детей своих знакомых. Сейчас «великий и могучий» благодаря «Детям Петербурга» изучают около 100 маленьких мигрантов.
Смотрят и молчат
«Преподавательский состав» на курсах — 40 учителей-волонтеров. Среди них и студентка филологического факультета СПбГУ Яна Ролдугина.
— У меня не было ощущения, что я иду менять мир, — говорит девушка. — Просто хотелось совершить что-то нужное для людей. Знаете, как это бывает: сначала ты кому-то хорошее сделаешь, а потом и сам себя лучше чувствовать начинаешь. Вроде как живешь не зря. Некоторые знакомые у меня спрашивали: как ты вообще занимаешься с этими детьми, у тебя нет к ним отвращения? Приходилось объяснять, что для меня нет никакой разницы, кого учить. А в некоторых случаях работа с детьми мигрантов даже приносит больше радости, чем репетиторство за деньги. Им приходится тяжеловато. Многие из них какие-то забитые, затюканные, не верящие в себя. И когда я вижу, что после наших уроков они хоть немного раскрываются, начинают лучше говорить по-русски, приносят из школы не одни двойки, а уже и тройки, то на душе становится как-то легче.
В группе Яны Ролдугиной учатся ребята из Таджикистана, Узбекистана и Киргизии. Сколько человек придет на урок, заранее не знает никто: может, будет 10 учеников, а может — ни одного. Разный и возраст ребят: за одной партой запросто могут сидеть 4-летняя девочка и 16-летний подросток. Естественно, уровень владения языком у них будет отличаться.
— По моим наблюдениям, лучше всего по-русски говорят дети из Узбекистана, — рассказывает Яна Ролдугина. — А хуже всего почему-то киргизы. С ними вообще непросто работать: в отличие от узбеков, они довольно сильно зажаты и молчаливы. А еще зачастую лучше по-русски говорят совсем маленькие дети. На днях ко мне на урок первый раз пришла 4-летняя девочка. И она отвечала на мои вопросы куда более уверенно и бойко, чем 15-летние.
Большую часть занятия дети мигрантов играют в игры, которые развивают лексический запас.
— Многие не знают даже элементарных слов. И это колоссальная проблема, — говорит Яна. — Недавно ко мне на занятие пришел
10-летний Марсель. Он из Киргизии. В сентябре собирается идти в школу, но по-русски еще вообще не говорит. Я задаю вопрос, а он смотрит на меня большими грустными глазами и молчит. Ребята-киргизы тут же начинают ему что-то подсказывать, переводить, а он слушает их и еще печальнее становится...
Те ученики, у которых уже «продвинутый» уровень, занимаются грамматикой: разбираются с падежами, склонениями и окончаниями.
В России — как дома
— Со временем мы поняли, что проблема образования детей мигрантов стоит куда острее, чем казалось сначала, — признается Юлия Алимова. — Дело в том, что некоторые инофоны вообще не ходят в школу. Зачастую родителям-мигрантам просто невыгодно с финансовой точки зрения отправлять своих детей учиться. Ведь для этого надо не только покупать учебники, тетради, одежду, так еще и регулярно продлевать регистрацию. Поэтому сидят их отпрыски дома, ухаживают за маленькими братьями и сестрами. Или проводят время на улице.
Поэтому на плечи учителей-волонтеров легла еще и задача «воспитания» родителей-мигрантов. Но объяснить им, почему их детям надо ходить в школу, не всегда просто. Во-первых, некоторые мамы с папами и сами толком нигде не учились. Во-вторых, большинство родителей говорят по-русски еще хуже детей. Вот и попробуй с ними объясниться...
— Но успехи все равно есть, — считает Юлия Алимова. — Например, в 2012 году к нам пришла 17-летняя девочка из Узбекистана. По-русски она практически не говорила, в школе не была два года. Походив к нам, она смогла закончить 9 классов...
Есть такие дети и в группе Яны Ролдугиной.
— На прошлое занятие пришли ребята из Киргизии — мальчик Тамерлан и девочка Айзирек, — рассказывает Яна. — Я у них спрашиваю: «Сколько вам лет?» — «15». — «Сколько живете в России?» — «10 лет. В школу мы никогда не ходили. И вроде пока не собираемся». Теперь буду разыскивать их родителей, пытаться с ними поговорить...
В последние полгода на курсах русского языка появились новые ученики — беженцы с Украины. Они учатся отдельно от азиатов. Конечно, по-русски эти дети хорошо говорят, но с пунктуацией и орфографией у них настоящая беда. Поэтому волонтеры фактически становятся бесплатными репетиторами для маленьких украинцев. Для родителей таких ребят это настоящий подарок, ведь денег на дополнительные занятия у них попросту нет.
— У меня двое таких учеников — 15-летние Катя и Кирилл из Донецка, — говорит Яна. — В школе им очень непросто. Один наш волонтер общался с учительницей этих детей. И она о них отзывалась как-то плохо, оскорбительно... Якобы совсем они ничего не понимают. А это не так. Вот Кирилл, например, после наших занятий получил за четверть не двойку, а тройку. И мы с ним празднуем эту победу вместе. Ребята стараются, я это вижу. К тому же у них очень теплые чувства к России. Как-то зашел у нас разговор про Украину. И Катя сказала: «Мы — украинцы...», а Кирилл тут же толкнул ее в бок и исправил: «Нет, мы теперь русские». Но если спросить, скучают ли они по Донецку, то ребята опустят глаза в пол и молча кивнут. Очень сильно по ним эта война ударила... Но в наших силах помочь им и ребятам из Средней Азии почувствовать себя в России как дома.
