Одни на море, другие — на войну
— Трехмесячный запрет на служение стал для вас неожиданным?
— Нет. Еще до всей этой истории один клирик из Федоровского собора, где поддерживают крайние либеральные взгляды, сделал мне предупреждение, что если антиукраинская риторика не исчезнет с моих интернет-страничек, то у меня будут проблемы. Они и начались 4 февраля, когда один блогер, тоже крайний либерал, который ведет свою страничку в «Живом журнале», опубликовал у себя в публичном дневнике мои фотографии. На них я запечатлен в пивном баре, вместе с ополченцами Новороссии в Донецке... Он нашел эти фото на моей страничке в «ВКонтакте», видимо, долго ее исследовал, так как эти фотографии были разбросаны в разных местах в разное время. Он также процитировал мои сообщения, обвинив меня в том, что я поддерживаю ополченцев Новороссии. В общем, блогер провел кропотливую работу. Все это вызвало резонанс, шумиху. Против меня сделали репортажи «100 ТВ» и «Лайфньюс», казалось бы, такие разные каналы, но и тому и другому дал интервью один и тот же клирик все из того же Федоровского собора. В общем, это политическая борьба двух приходов.
— Разве вы единственный священник, кто поддерживает ополчение Новороссии?
— Я один из очень немногих, кто непосредственно был в Новороссии, видел все собственными глазами, поэтому моя риторика отличается экспрессивностью и выделяется на фоне других комментариев священнослужителей.
— Зачем вы поехали на войну?
— События на Украине — моя личная боль. Я родился в Сосновом Бору, но мои самые яркие детские впечатления родом из Чернигова. Там я учился разговаривать, читать, писать, впервые соприкоснулся с церковью, начинал молиться. Переехав в Россию, я старался не терять свою идентичность.
Когда грянул Майдан, я следил за ситуацией пристально, с болью. Но оставался сторонним наблюдателем ровно до событий в Одессе. После одесского жертвоприношения понял, что Украина в том виде, в котором она есть, — больше существовать не может. Многие мои друзья в Киеве перестали со мной разговаривать... Когда начали появляться фотографии с убитыми детьми из Донбасса, я понял, что не могу оставаться в стороне. Я подгадал отпуск, еле дождался, и уже в начале августа вместе с отрядом русских добровольцев оказался в Новороссии, в Донецке.
— Согласовывали отпуск на Украине с епархией?
— Это было не нужно, я поехал на тех же основаниях, на каких другие священнослужители ездят в свой отпуск на море. Просто я поехал не на море, а на войну.
«Украинская армия истребляет бабушек»
— Как вас встретило ополчение?
— С огромной радостью. Я увидел, что ополченцы лишены какого-либо духовного попечения, и это очень печально. Людям, которые погибают, мягко говоря, необходимо получать хоть какое-то общение с церковью.
— Как проходили ваши дни?
— Если обстрелов не было, то с 8 утра я ходил по этажам, собирал всех, кого мог, и мы молились. После завтрака ребята учились обращаться с оружием, так как многие имели с ним дело впервые. Конечно, я в этом участия не принимал. После обеда у меня начиналось активное общение с добровольцами. После ужина почти всегда был обстрел. Мы спускались в подвал, там читали Евангелие и ложились спать... Я благословлял ребят, которые шли на посты, старался подбодрить прибывших новобранцев, говорить им, что они здесь не зря, что у них есть возможность победить и вернуться. Потому что у человека всегда должна быть надежда. Из всех этих дней выбивается тот, когда я оказался на передовой, в Дмитровке. Тогда внезапно было прорвано кольцо вокруг Донецка. На передовой я пробыл совсем немного, мы сделали фотографии с ребятами, я благословил их, помазал маслом, и уехал. У меня впервые появилась возможность вернуться в Петербург.
— Поездка как-то изменила ваши взгляды?
— Там духовные лица сейчас нужны гораздо больше, чем здесь, в России. В Новороссии я впервые почувствовал, что действительно делаю нужное дело. Когда я вернулся, это ощущение стало исчезать, и я буквально тосковал по тому, как люди могут жадно ловить слово Божие... В Петербурге я постоянно вижу, как во время проповеди народ просто делает вид, что ее слушает. А потом все живут, как жили. И иногда становится непонятно, зачем люди вообще пришли в храм... Что касается моих взглядов на украинские события, то они только укрепились. Я увидел, что в результате обстрела Донецка бойцы ополчения не получают серьезного урона, они умеют себя правильно вести и прятаться. За две недели, что я там был, от снарядов погибло около 80 человек — это бабушки, вышедшие в магазин, женщины и дети, гулявшие по городу. Они и есть основные жертвы украинских войск. Это элементарный геноцид мирного населения. До поездки я не знал масштабов злодеяния, думал, огонь ведется по ополчению и лишь иногда гибнут гражданские люди. Но оказалось, ничего подобного! Цель украинских войск — опустошение Донбасса, его зачистка от населения. Понятно, на чьей стороне правда в этой войне, кто там Каин, а кто Авель.
— Вы сказали, что «Украина в таком виде не может существовать». Поясните.
— Украина сшита из кусков разных цивилизаций. Жители западных регионов охотно воюют против Новороссии. Но огромные территории Украины населены людьми иной ментальности, которые не хотят убивать русский народ. Это искусственная страна. Поэтому нужно серьезно пересмотреть границы Украины.
Двойная жизнь духовных отцов
— За эту позицию вас и «дисквалифицировали» из РПЦ?
— Наказали меня не за позицию по Украине, а за шумиху, поднятую благодаря тому вбросу в «ЖЖ». Все было очень грамотно разыграно. До этого вброса начальство, наверное, и не подозревало о моем существовании.
— А много ли священнослужителей интернет-активны, раз уже существуют виртуальные «войны» и вбросы?
— Почти у каждого где-то да есть некий аккаунт. Это разрешено, это нормально. Но у нас еще не могут определиться с рамками допустимого. Если бы мне были известны четкие критерии, как вести себя, например, в «ВКонтакте», я бы не вооружил своих врагов такими фотографиями...
— Но ведь в самом употреблении пива нет никакой крамолы, так?
— В том-то и дело. Но в соответствии с нашей церковной ментальностью, сама демонстрация этого является порочной. Получается: сам такой образ жизни порочным не является, но афишировать — порочно.
— Это какое-то негласное правило РПЦ?
— Да, есть традиция, которая не зафиксирована ни в каких документах. Если бы они были, мне было бы проще действовать. Но все строится на некой интуиции. Неудивительно, что я ошибся в своей интернет-политике. Понимаете, я сторонник того, чтобы жизнь священнослужителя проходила, как за стеклом. Тогда всем будет видно, что священник не носит маски и не играет ролей, что он — цельная личность. Но у нас, к сожалению, есть традиция: ты можешь себя вести достаточно вольно, но это нельзя демонстрировать, потому что такое поведение вносит соблазн в среду верующих. Но мне проще отказаться от всякого употребления алкоголя, чем привыкнуть к двойной жизни и пить тайно. Мои слова не расходятся с делом, я так не умею.
«Некоторые батюшки боятся порки»
— Вы были за границей. Что можно перенять у тамошних православных?
— В Ирландии православные священнослужители являются специалистами в какой-то светской области, они не могут прокормиться только своим церковным содержанием, поэтому параллельно работают. Нам стоит поучиться их свободе, смелости, независимости. Все-таки сейчас не средние века, когда тебя могут выпороть или затравить собаками, но иногда смотришь на лица некоторых наших отцов, и создается такое ощущение, что они этого очень боятся.
— Насколько священник должен быть обеспечен?
— Я не понимаю, как некоторые отцы позволяют себе ездить на автомобилях, на которые иным прихожанам не заработать никогда в жизни. В плане быта церковь должна быть похожа на военную организацию. У военных ведь нет дорогих тачек или шикарной одежды, а только простые функциональные вещи.
— У вас какое содержание?
— Около 25 тысяч рублей в месяц.
— Выходит, честному священнику надо где-то подрабатывать?
— Если бы в церкви была одинаковая для всех фиксированная достойная ставка, то всем бы хватало, еще бы и осталось на благотворительность. Но сейчас у нас серьезный перекос в доходах между разными священнослужителями. Доход зависит от расположения храма, часто — от личных связей между священниками и влиятельным людьми. И некоторые отцы, несильно напрягаясь, получают в разы больше, чем те, кто вкалывает и поднимает храмы...
Фото: vk.com
