«Почувствовали негативное отношение к стране»
- Расскажите о гастролях театра по Европе. Как вас принимали?
- Мы приехали в Лондон как раз в момент присоединения Крыма, и почувствовали негативное отношение к нашей стране. Были разговоры на тему: «Зачем у нас опять эти русские со своим балетом?». А в конце гастролей нам стоя кричали: «Браво!». Искусство растопило политический лед. Я считаю, что сегодня государство должно активнее применять дипломатию искусства. Раньше, во времена эпохи СССР, власть знала, как это делать. И во времена обострения холодной войны посылало на Запад советский балет.
- Вы уезжали из Лондона победителями?
- Мы давали пять спектаклей, и все вечера были аншлаги и восторженный прием зала. Балетное искусство в очередной раз доказало свое умение преодолевать политическую вражду и объединять людские сердца. В июне и июле я работал с зарубежными труппами. В неаполитанском театре Сан-Карло вместе с нашими солистами и итальянскими танцовщиками готовил премьеру «Реквиема». А недавно прилетел из Буэнос-Айреса, где переносил балет «Роден» на сцену театра Колон. И обе премьеры имели невероятный успех. Я искренне рад тому, что зарубежная публика вновь убедилась: в России существует современное и конкурентоспособное искусство танца.
«Выдавил из себя раба»
- Говорят, что настоящее искусство может воспринять и понять любой, даже неподготовленный зритель. Это правда?
- По крайней мере, когда мы ездили в Африку и Азию с «Анной Карениной», там нас поняли. Танец — универсальный язык. Жесты, выражающие любовь, радость, боль, у всех народов одни. После гастролей по Европе я не то что чувствую себя триумфатором, но радость и удовлетворение от победы есть. Если бы последовал провал — я бы страдал, а так как был успех — я спокоен, значит, движемся в правильном направлении.
- Сейчас вы работаете над балетом по роману «Ночь нежна» Фрэнсиса Скотта Фицжеральда. Как вам пришла в голову мысль поставить на балетной сцене столь непростое произведение?
- Я давно увлекаюсь психологией, теорией Зигмунда Фрейда. В России всегда был психологический драматический театр, а балет во времена Чехова являлся декоративным искусством наслаждения красотой. В наших же спектаклях неизменно присутствует серьезная драматургия. Меня упрекают в том, что я чрезмерно увлекаюсь литературой, да это так! Есть популярные хореографы, которые создают бессюжетные постановки. Полтора-два месяца репетиций - и все готово: успех, деньги! А у меня это мучительный процесс, и каждой постановке предшествует длинный «застольный период». Я исписываю десятки тетрадей, находя для каждого образа свою психологическую концепцию. «Ночь нежна» - для меня странная история. С одной стороны, очень простая, а с другой — сложная и современная. Там есть мотив предательства своего таланта, своей личности ради финансового благополучия. И молодой блестящий врач в конце концов превращается в сиделку при больной жене.
- Вы когда-нибудь испытывали искушение поменять творчество на финансовое благополучие, как герой книги «Ночь нежна»?
- Лет мне немало, я прожил большую и непростую жизнь. И, конечно, не всегда был тем, кем являюсь сейчас. Я каждый день «выдавливал из себя раба» и культивировал в себе все то, что делает нас достойными людьми. Боролся со своими слабостями, искушениями, ленью. И с алчностью тоже, в широком ее понимании. Алчность это желание получить все и сразу. Это «все» вскоре ушло, и я счастлив, что смог себя сконструировать. Я много времени уделяю творчеству, но до сих пор совершенствую себя.
- Каким именно образом?
- Заполняю свою жизнь творческими проектами, а на остальное остается все меньше и меньше времени. И все меньше хочется «остального».
- Почему вы пошли именно этим путем?
- Такова моя судьба: я все время находился как бы на обочине. Если бы сразу попал в Большой или Мариинский театры, возможно, и пошел по другому пути. Но я постоянно боролся за право быть художником и сталкивался с проблемами, о которых хореографы из крупных балетных компаний понятия не имеют. Они не думают, где взять деньги, артистов, репетиционный зал, а я начинал с этих вопросов. Я всегда чувствовал ответственность за возглавляемый мною большой коллектив, поэтому старался делать успешные спектакли. Однако никогда не опускался до уровня «не искусства». Я ставил балеты для себя, но в надежде, что меня поймут.
«Жена меня почти не видит 37 лет»»
- Вы часто погружены в высокие материи. А простые человеческие радости вам свойственны? В чем находите отдохновение?
- Скажу честно, я наслаждаюсь и отдыхаю в своей семье. У меня есть любимые жена и сын. И осознание того, что рядом близкие люди, дает мне большую радость.
- Как удалось вообще обрести семью при такой нагрузке?
- Это невероятное счастье. Бог всегда дает человеку шанс, но мы сами решаем, воспользоваться ли им. Когда я был молодой, много важного в жизни упускал, но в какой-то момент в голове «щелкнуло». Сын родился у меня в 49 лет, а жене Валентине в тот момент было 42, так что поверьте — это осознанное решение. Мне повезло, что моя жена — моя прима-балерина, которая всегда была со мной. И только она могла меня понять и принять таким, какой я есть. Я ухожу из дома ранним утром, а прихожу в полночь. И так 37 лет подряд! Не каждая женщина выдержит такую жизнь. Только человек, который сам знает, что такое каторжный балетный труд, может быть рядом. Так что моя семья — мир взаимопонимания.
- Ваш сын уже двинулся в сторону танцевального искусства?
- Нет, не двинулся. Он вообще очень не любит, когда я про него рассказываю. И старается не афишировать того, что его отец – Борис Эйфман. Хочет всего добиться сам.
«Наши спектакли отражаются на благосостоянии артистов»
- Вы можете назвать свою труппу второй семьей? Насколько вам близки эти люди?
- Со всеми разная степень близости. Скорей, это не семья, мы - единомышленники. Все разные, и объединяют нас не личные отношения. Многие режиссеры и хореографы как раз так и любят работать — приближают актеров. Это не мой стиль. Держу дистанцию, но артисты понимают, что я делаю все возможное для театра и что он — вся моя жизнь. Если я поставлю хороший спектакль, это даст нам возможность всем вместе пользоваться плодами его востребованности. Соответственно, неуспех также отразится на труппе. Это тоже важный элемент сплачивания, потому что в Большом театре успешность спектакля на благосостоянии артистов никак не отражается. Большой был, есть и будет. А здесь мы вместе творим свою историю. Артисты это ощущают.
- Приближается сорокалетие вашего театра, как мечтаете его отметить?
- У меня все слишком подчинено работе, не могу заранее думать о юбилеях. Надеюсь, что сорокалетие театра встретим в стенах Дворца танца.
- А что сейчас происходит с этим проектом?
- Все сложно, я занимаюсь этим уже 15 лет, и чего только не претерпел. Каких только не видел «химиков», доходило до невероятной коррупции. Сейчас ситуация кардинально поменялась, обрела конструктивные черты. Уже утвержден проект, Дворцу танца отвели большую территорию: от проспекта Добролюбова до набережной Невы. Сейчас это объект федерального значения. Там будет не только Дворец, но и прекрасный парк, своя театральная площадь. Кто-то сказал, что в России нужно жить очень долго, чтоб реализовать свои мечты. Если Бог даст – будет и на нашей улице праздник.
