Сложный грим, жаркий костюм
Участвовать в новогодних представлениях первокурсник театральной академии Саша Иванов начал в начале 70-х.
— Тогда еще речи не шло о Деде Морозе, это роль элитная, ее давали маститым актерам, — рассказывает Александр Иванов. — А мы были просто «на подхвате», раздавали подарки в фойе.
Прежде чем получить главную новогоднюю роль, артист должен был пройти большой карьерный путь, играя зайцев, белок, Бабу-ягу и других сказочных персонажей. В Деды Морозы не брали абы кого — только статных и высоких мужчин с зычным и живым голосом.
— Мы, актеры, между собой всегда считали, что роль Деда Мороза «не пыльная», — говорит петербургский актер. — Все представление обычно «отдуваются» другие персонажи и Снегурочка, а появление Дедушки является кульминацией всего действия, но длится обычно лишь несколько минут. А получает Дед Мороз столько же, сколько и все остальные участники представления.
С другой стороны, Дедушке приходится несладко — у него сложный грим и очень жаркий костюм.
— Обычно под шубу надеваешь только трусы и майку, — говорит Александр Иванов. — Но все равно к концу выступления с тебя уже пот в три ручья льет. Иногда еще бывает так: представление окончилось, все актеры идут в гримерку, а ты в холле еще полчаса раздаешь детям подарки и фотографируешься, умирая от жары… Потом минут 20 за сценой грим смываешь — не поедешь же с красными носом и щеками в метро!
Дед Мороз — тоже человек
Сезон елок всегда был самым горячим для любого артиста, ведь в это время можно было заработать на год вперед. Елки начинались 18 декабря и заканчивались 11 января, практически целый месяц артисты работали нон-стоп, отыгрывая по 3–4 представления в день.
— Уже после института я работал в Ленконцерте, мы играли на елках не только в Ленинграде, — вспоминает Александр Иванов. — Иногда первое представление в новом году начиналось 1 января в 10 утра где-нибудь в Выборге! Если тебя отправляли на такую елку, это называлось на нашем актерском сленге «бросить на гвозди». Выходишь на сцену, дети хлопают, а в зале — одни отцы сидят, мрачные, все с похмелья… Да и мы сами не лучше. Помню, захожу в гримерку перед спектаклем (я тогда играл сказочника, который вел представление), а там на трех составленных стульях лежит с закрытыми глазами Дед Мороз — мой друг и однокурсник. Не открывая глаз, спрашивает умирающим голосом: «Сашка, есть у тебя?» — «Есть», — говорю. Он молча оттягивает бороду на резинке, я ему заливаю в рот красного сухого вина. «Реанимация прошла успешно, — уже бодро говорит он и встает. — Теперь можно и на сцену».
Вообще-то пить Деду Морозу, Снегурочке, Серому Волку и всем остальным героям категорически запрещалось, за это могли лишить премии.
— У нас в труппе были «стукачи», которые докладывали начальству, кто пьет во время елки, — вспоминает Александр Иванов. — Но актер — человек находчивый и всегда найдет способ выкрутиться. Например, был у нас один Дед Мороз — маленького роста, но зато с голосом, как у Левитана. Дети его очень уважали. Так он сделал себе специальный посох, внутри которого — в набалдашнике — помещалась стопка. И потихоньку отпивал оттуда, пока никто не видит. А другой Дед Мороз так хорошо провел новогоднюю ночь, что, выйдя на сцену 1 января, понял, что ноги его не держат. Сел он под елку на табуретку, глаза закрыл и захрапел. Дети его тормошат: «Дедушка Мороз, когда будешь подарки дарить, елочку зажигать?» А он им отвечает: «Ребята, Дед Мороз заболел». И дальше спит. Пришлось Снегурочке за двоих работать.
Баба-яга испортила праздник
В жизни Деда Мороза бывает много казусов.
— Как-то поехали мы на елку в Комарово, — рассказывает Александр Иванов. — Обещали нас встретить на станции, но никто за нами не приехал. На улице мороз январский, идем пешком, опаздываем. Машин нет, подвезти некому. Вдруг трактор едет. Мы к нему — довези нас, на елку торопимся! Шофер говорит: «Раз не боитесь, садитесь в прицеп». Мы сначала не поняли, чего бояться-то? Залезаем в прицеп — а в нем, оказывается, навоз! Пока доехали, и сами пропахли, и костюмы… Как к детям идти? Пришлось духами поливаться, чтобы вонь перешибить. Но и заработки были немаленькие — за каждую елку артисту в Ленконцерте платили его концертную ставку — от 5 до 15 рублей за выход. Такая возможность заработать случалась только раз в году, поэтому мы терпели все бытовые неудобства — ранние выступления, дальние переезды, совместные ночевки в одной для всех артистов комнате с десятком кроватей — мы такие комнаты называли «братскими могилами». Кстати, благодаря новогодним елкам я познакомился с будущей женой Любой — она была Снегурочкой.
После трехнедельного елочного «марафона», когда работаешь по 4–5 представлений в день, наконец, случается «зеленая елка» — последний в этом сезоне новогодний спектакль. У актеров есть традиция — на «зеленой елке» шутить друг над другом.
— Помню, конец выступления, я в роли Бабы-яги. Дед Мороз спрашивает у зала: «Ребята, ну что, простим Бабу-ягу?» Дети кричат: «Нет!» По сценарию я должен каяться, просить прощения… Я вдруг бухаюсь на колени перед Дедом Морозом, кричу: «Дедушка, я больше не бу-у-уду!», хватаю его за бороду, оттягиваю ее посильней, а потом отпускаю. Борода на резинке отлетает Деду Морозу прямо на лоб. Дети в ужасе: «Дед Мороз ненастоящий!» У него борода на глазах, ему ничего не видно, шипит: «Иванов, я тебя убью!» А я что? Я Баба-яга, отрицательный персонаж.
Школьникам сказки не нужны
Александр Иванов работал Дедом Морозом и в застойные годы, и в перестройку, и в 90-е, и в 2000-е. По его словам, сказка всегда остается сказкой, хотя время и накладывает на нее свой отпечаток.
— Бывало, к нам перед выступлением подходила администрация, предупреждала, что на елке будет внучка председателя Горисполкома, чтобы мы свои шутки фильтровали, — вспоминает актер. — Детсадовские елки — золотое дно для артистов. Программа там на протяжении десятилетий не меняется: те же танцы снежинок, хлопушек, «раз-два-три, елочка, гори». Но теперь дети стали продвинутые. В Деда Мороза верят только малыши, даже в старшей группе детсадовцы уже с недоверием тебя рассматривают. Помню, загадываю мальчику: «Зимой и летом одним цветом». А он мне в ответ громко так: «Кровища!» В школы мы вообще ездить перестали, даже младшеклассники ни в каких «дедушек» не верят. Одному из артистов как-то школьник железной пулей из рогатки прямо в глаз запустил, его на скорой увозили. Им уже сказки не нужны.
Посох из швабры и кеды на ногах
В 90-е годы появилась новая возможность заработать — домашние вызовы и корпоративы.
— Как-то одного из моих товарищей пригласили выступить в роли Деда Мороза, — говорит Александр Иванов. — Входит в зал — там новогоднее застолье у взрослых мужиков. А у него программа на пятилетних детей! Что делать? Он, не моргнув глазом, стал с ними общаться, как с малышами. «Как тебя зовут, мальчик?» — «Николай Петрович». — «Коленька, выходи, встань на стульчик, прочитай нам стихотворение!» Мужики сначала не поняли, а потом им так понравилось, что они его еще несколько лет подряд на елки звали.
В среде артистов выезды на дом называют «частным сыском», здесь уже каждый сам за себя, клиентами друг с другом не делится.
— Сейчас в Деды Морозы идут все кому не лень, считают это легким заработком, — сетует Александр Иванов. — Возьмут напрокат китайский костюм, сделают посох из швабры, на ногах — кеды. Разве может быть Дедушка Мороз в кедах?! Мне от друга достался шикарный костюм ручной работы — с вышитыми рукавицами, бородой из живого волоса, валенками. Дети же со всех сторон рассматривают, ищут в тебе подвох, несоответствие образу. Никаких часов на руке, колец. Ни в коем случае нельзя с собой иметь мобильный телефон. Помню, как-то пришел домой к мальчику, ему уже скоро семь лет. Уж как он меня изучал, чуть ли не щупал. Все как полагается — стих мне рассказал, песню спел, я ему подарок из мешка достал. Он маме на ухо говорит: «Мама, а Дед Мороз-то — настоящий!» Это для меня лучшая похвала.