Почему в ленинградском лесу больше порядка, чем в финском

В Ленобласти больше 80 процентов территории занято лесом

Его постоянно вырубают, продают и тут же высаживают новые деревья. Примерно через 100 лет и они дорастают до «топора». Следят за ленинградскими елками немногочисленные лесничие. Каждый отвечает за огромную территорию, примерно в 25 тысяч гектаров. Директор Киришского лесничества Абдула Муртазалиев рассказал «МК» в Питере», как в 1990-х годах защищал деревья от бандитов, а сейчас спасает от «черных лесорубов».

В Ленобласти больше 80 процентов территории занято лесом

Лес — как картошка

— 97 процентов нашего киришского леса находится в аренде, — рассказывает Абдула Муртазалиев. — Основная цель арендаторов — заготовка древесины. Но, по Лесному кодексу, они должны не только рубить лес, но и заниматься его посадкой, уходом за деревьями. Понятно, что это очень затратно, а значит, далеко не все хотят это делать. Поэтому есть лесничие. Это мы контролируем, чтобы арендаторы правильно и в срок выполняли все работы, не увиливали и не хитрили.

А хитрить можно буквально на каждом шагу. Например, рубить больше деревьев, чем это разрешено.

— Существует такое понятие, как расчетная лесосека, — говорит директор Киришского лесничества. — Это то количество леса, которое арендатор может спокойно спилить без ущерба для окружающей среды. Цифра специально рассчитывается и зависит, в том числе, от территории лесничества, возраста деревьев. Например, в нашем лесничестве разрешено спиливать порядка 500 тысяч кубометров леса в год.

При этом рубить все подряд, конечно, запрещено. Например, сосну можно пустить на древесину только после того, как ей исполнится 120 лет, ель — через 100 лет, а березу — через 70. Но больше всех повезло осине. По идее, ее разрешено рубить уже с 40 летнего возраста. Вот только почти никто этого не делает. А все потому, что осина плохо продается: никто пока не знает, что с ней делать.

— У каждого дерева свой возраст спелости, — объясняет Абдула Муртазалиев. — Хвойные, например, долго растут. Чтобы достичь 5-метровой высоты, им нужно лет 10. Но и стареют они медленно. А осина за лето может вымахать выше нас. Но к 40 годам она уже дряхлеет, и ее надо убирать. Рубить дерево раньше возраста спелости нельзя. Позже — тоже, ведь оно уже потеряет свой товарный вид, будет дряхлым. Лес, в некотором роде, как картошка. Он в определенный момент созрел, мы собрали урожай, а потом посадили деревья снова.

Дискриминация по лиственному принципу

По закону арендатор должен посадить столько леса, сколько вырубил. Кстати, в Ленобласти сажают только хвойные. Во-первых, они ценятся больше лиственных, а во-вторых, последние вырастают сами. На один гектар высаживают около трех тысяч деревьев. До рубки доживают не все. Примерно тысяча саженцев, как правило, погибают в первые 5 лет жизни.

— Уход за хвойными отличается в зависимости от возраста дерева, — говорит Абдула Муртазалиев. — Например, в первые 10–20 лет срубают березки, ивы и другие лиственные породы, которые выросли возле нашей ели. Если этого не сделать, они будут ей мешать расти. В последующие 40–60 лет лес прореживают, то есть срубают кривые, горбатые деревья. Ну и, наконец, за 10–20 лет до сплошной рубки убирают гнилые и отстающие в росте деревья.

Кстати, именно поэтому ленинградский лес выглядит куда более ухоженным, чем, например, финский. Там кривых и убогих не вырубают. Не трогают и упавшие деревья. Пусть себе гниют.

— У финнов совершенно другое отношение к лесу, — объясняет Абдула Муртазалиев. — У нас большинство лесов — эксплуатационные. Это значит, что мы растим их, чтобы срубить, а потом продать. Поэтому нам нужны только ровные и красивые деревья товарного вида. В Финляндии же свой лес стараются не трогать, закупая все необходимое у нас. Это мы упавшее дерево обязательно уберем, чтобы его потом реализовать, превратить в товар. А финны оставят: пусть оно гниет, удобряет почву. Кстати, мы так же относимся к лесу только в особо охраняемых природных территориях — заказниках. Тоже там ничего не трогаем.

«Два раза не умирают»

Но посадить и вырастить лес — это еще полдела. Важно организовать его охрану и защиту. Если еще в начале 2000-х годов один лесник следил за территорией в три гектара, то теперь, например, в Киришском лесничестве на одного специалиста приходится уже почти 25 тысяч гектаров! Такой район даже обойти сложно, не говоря уже об его охране. А желающих урвать у леса побольше предостаточно. Главные враги — «черные лесорубы». Втихаря пилить ленинградский лес пытаются как рядовые деревенские жители, так и целые компании. Большинство потом по решению суда выплачивают ущерб. Кстати, размер выплаты зависит даже от места, где росло спиленное дерево.

— У меня работают 10 лесничих, — говорит Абдула Муртазалиев. — Понятно, что им не под силу выявить всех «браконьеров». Но помогают сами арендаторы, которые, конечно, не хотят, чтобы «черные лесорубы» воровали у них лес. За это лето мы сообща поймали четверых нарушителей. В других местах бывает больше. А все потому, что наш район не очень-то легко доступен.

Впрочем, нынешние нарушители кажутся совсем «беззубыми» по сравнению с теми, что были еще 20 лет назад.

То, что лесничий — это вторая по опасности профессия после шахтера, Абдула Муртазалиев окончательно понял еще в 1990-х годах, проработав к тому моменту в отрасли уже около 5 лет. Тогда к обычным опасностям, которые подстерегают в лесу, вроде диких зверей, буреломов, где можно сломать ногу, или веток, падающих прямо на голову, добавились наглые бандиты, которые пытались вымогать деньги и ставить лесхоз на счетчик.

— Помню, пришли однажды крутые ребята из Питера, — вспоминает директор Киришского лесничества. — Говорят: «Мы ваш район поделили между разными группировками. Ваш лесхоз достался нам, поэтому мы берем вас под свой колпак, платите деньги». «С каких щей мы будем вам платить?» — спросил я. Да, так и сказал. А они: «Если откажетесь, включим счетчик». — «Да пожалуйста. Мы все равно бюджетники, у нас денег нет даже на зарплату». В итоге все-таки отбились, смогли объяснить, что никакие мы не бизнесмены.

Другие деньги не вымогали, зато чуть ли не в открытую воровали лес. И делали это с куда большим размахом, нежели нынешние «черные лесорубы».

— Это был дикий ужас, — говорит Абдула Муртазалиев. — Тогда пилили, кто как мог. И никакого закона не было. Бывало, милиция вечером арестует правонарушителя и его транспорт, а утром смотришь в окно — та же самая машина снова едет в лес. Самое обидное, мы не имели права без сотрудников правопорядка останавливать таких людей. И они это знали, а потому спокойно чуть ли не у нас на глазах грузили ворованный лес и уезжали. Чтобы предотвратить это, лесничим приходилось даже по радиаторам машин стрелять. Вода вытекала, автомобиль «закипал», и водитель, хочешь не хочешь, вставал. А там уже и милиция подъезжала. А еще мы забирали у нарушителей пилы и даже лес, который они срубили, но не успели увезти.

За подобные «фокусы» Абдуле Муртазалиеву не раз угрожали. Говорили: сожжем тебя вместе с домом.

— Это было сплошь и рядом. В Бокситогорске, например, в 1990-х годах конторы трех лесничеств сожгли, — вспоминает Абдула Муртазалиев. — К счастью, люди целы остались... Страшно ли мне было? Ну а чего бояться: два раза не умирают. Главное, лес мы тогда все-таки отстояли.

МК-цифры

Сколько дерева в одной книге?

— 15 процентов углекислого газа на Земле поглощает российская тайга — самый крупный лесной массив на Земле.

— 82 процента всех вырубаемых лесов восстанавливается либо с помощью человека, либо естественным путем.

— 125 миллионов деревьев срубают в мире каждый год только на производство бумаги.

— 5 килограммов древесного сырья необходимо, чтобы изготовить одну книгу.

— 80 килограммов бумаги надо собрать для вторичной переработки, чтобы спасти одно дерево.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру