Письма советского танкиста из покоренной Европы

«МК» в Питере» публикует фрагменты писем офицера-танкиста Дмитрия Гулина 1919 года рождения

Он писал их любимой девушке Маше, с которой познакомился в Москве во время учебы в академии. Закончив ее, Дмитрий отбыл на фронт. На победную весну 1945-го пришелся самый романтический этап их любви. Разлука затянулась на два года. Часть Дмитрия постоянно меняла места дислокации: Чехия, Австрия, Венгрия, Германия. В 1947 году он получил направление в Ленинград. Письма Дмитрия Гулина нам передал его сын Вячеслав. Огромная пачка маленьких конвертов с отметкой «Полевая почта». Убористый почерк. В некоторые письма вложены крошечные фотографии, засушенные цветы… Конечно, все это прошло через военную цензуру. В письмах нет подробностей боевых операций. Но атмосферу Победы и жизни наших солдат в покоренной Европе они передают сполна.

«МК» в Питере» публикует фрагменты писем офицера-танкиста Дмитрия Гулина 1919 года рождения

«Месть бурлит в душе»

1945 год

11 февраля. Поезд

Здравствуй, Машенька. Пишу снова в поезде. Подъезжаем к Минску. Кругом родная Беларусь. С печалью смотрю я на опустошения. Проклятые немцы! Во что они превратили этот многоцветный край... Месть, бесконечная месть бурлит в душе.

1 марта. Фронт

Здравствуй, дорогая Мария! Прими горячий поцелуй из далекой Германии. Я добрался. Германия — серая трафаретная страна. Покрыта она однообразными постройками, словно фабричного происхождения. Все напоминает о гнилом педантизме. Я проехал по пути, где наступала Красная армия. Здесь видно, как бежали немцы. Все побросали. Теперь они жестоко сопротивляются, все еще пытаются спастись от разгрома. Безумцы! Они бросают в пропасть войны новые тысячи жизней. Попытка бесполезная. Не мы, так другие донесут Знамя Победы до конца. Родная, теперь я живу только памятью о тебе. Это простое обычное русское имя «Мария» стало для меня спутником в боевой обстановке. Даже в самую тяжелую минуту я повторяю это слово, и мне становится легче.

10 марта. Фронт

Погода мучительная. Дождь, ночь темная — в двух шагах ничего не различить. Только изредка озаряют небо вспышки артиллерийских выстрелов. Работают зенитки. Работы им много. Они не пускают в запертый город немецких стервятников, пытающихся оказать помощь отрезанным и запертым там немцам. Одер сегодня волнуется, сердится. Но он не велик и не чист. С Волгой его не сравнишь. Слишком мал.

22 марта. Фронт

Снова Одер у меня под боком. Все та же вражья земля. Все те же фрицы. Когда их мало — они смиренны, заискивают. Как только наступила ночь, они посматривают на оружие и готовы нам стрелять в спину. Немцы! Сколько проклятий от них каждый день сыплется нам на головы. Но этого мало. Надо, чтобы за каждым проклятием летела бомба. Нас они не считали за людей современной цивилизации. Но, когда они смотрят на наши танки и вообще технику, удивленно восклицают: «Неужели у русских есть такие машины?!» Они не верят нам, говорят, что английские. Поймали немецкого полковника. Он в орденах — по всей форме. Смотрит хмуро. Не понравилась ему наша работа, особенно танкистов. Не ожидал он их, а они пришли. Они пройдут и дальше, туда, где их немцы не ждут. Только что вернулся с задания. Когда шел туда, оставил все, только взял твою карточку, она прижалась к партийному билету и лежала под сердцем.

3 мая. Фронт

По дорогам бесконечным потоком идут пленные. Понурив голову, они плетутся усталые и истощенные. «Довоевались», — говорим мы им. Вот до чего довели гитлеровцы свой народ. Теперь они на каждом переулке кричат: «Война не гут. Шлехт, плохо». Немцы, возомнившие себя господами мира, нагнали из разных стран тысячи рабов. Теперь эти люди свободны. Радуются и ликуют. На всех языках они без конца шлют благодарности Красной армии, Сталину. Они идут колоннами, группами по дорогам с различными повязками на руках. Идут и наши, бывшие в плену. На их спинах вырисовываются N — это их лагерный медальон. Они обнимают наших офицеров, как родных братьев, просят дать оружие и отправить бить немцев. Усиливается сейчас стрельба. Надо готовиться. Извини, пишу на коленях.

«Как нас встречали чехи»

12 мая. Чехословакия

Спешу поздравить тебя с Днем Победы. Война, навязанная проклятыми немцами миру, окончена. Мир победителей ликует. Машенька, какая большая радость! С трудом верю всему происшедшему. Воинственный дух все еще бурлит в организме, и кажется, вот-вот раздастся боевой сигнал, и мы — по машинам. Нет! Все! Хватит. Теперь одно желание — попасть к тебе. Я очень жалею, что не удалось вместе с тобой отпраздновать этот день. Родная, ты не можешь представить, как радостно и тепло встречали нас чехи. Всюду: на дорогах, в городах, в деревнях толпы народа. Они кричат: «Наздар! Да здравствует Красная армия!» Они бегут за машинами, протягивают руки. Масса букетов летит в колонны войск. Плачут от радости. У них праздник. Вот и сейчас я нахожусь на квартире директора школы. Старикашка — как он рад. Он бегает, хлопочет, как возле сына. Я отправился мыть ноги, он уже тут — принес чуни и настойчиво требует одеть. Все мы преисполнены чувствами благодарности чехам. Машенька, события развиваются молниеносно. Может быть, скоро встретимся.

30 мая — 3 июня. Чехословакия

Много я слышал по радио о праздновании москвичей. Москва, не смолкающая ни днем ни ночью, не выходит у меня из воображения. Эх, повезло кому-то быть в эти дни там!

Это утро было прощальным с моим хозяином-чехом. Добрый дядя 71 года, в прошлом директор школы. Прощаясь со мной, он плакал, тревожно ходил по комнатам. По бледно-исхудалому лицу катились крупные слезы. Трудно будет забыть этот народ, который провожает нас возгласами: «Хай живе Руда Армада!» Начался дождь. Через колонну машин пробивается маленькая девочка, мокренькая, белокуренькая — нежно прижимает к груди букет жасминов, как бы стараясь спрятать их от дождя. Мне она подарила одну веточку. Посылаю тебе цветок, будучи убежден, что уважаемая цензура не выкинет его.

Сегодня, занимаясь с утра хозяйством, смотрел на твои подарки, даденные в день моего отъезда из Москвы. С одним из них тоже была история. В одной длительной и ответственной командировке мне пришлось оставить все, чтобы легче было пробираться. Я долго думал, что взять. Наконец, решил и взял бинт и твой платочек с зелеными пятнышками.

Дождь закончился. Где-то за углом дома, надрываясь, играет гармоника. Какая-то чужая деревенская музыка зычно разливается над селом. Вот ударили в колокол. Нам, непривычным к колокольному звону, он кажется странным. Кто-то крикнул в шутку: «Кухня горит». Вот так, Мария, проходит моя жизнь.

«В чужой, враждебной обстановке»

16 июня. Австрия

Мария, ты не имеешь права скучать. В Москве не скучают. В шумном многолюдном городе, где общественная жизнь бьет ключом, где каждый день вы слышите «победные марши»... Вот нас действительно одолевает скука. Слышишь только одно: «Них ферштейн». И больше ничего. Нет живого дыхания Родины.

23 июня. Австрия

Мы все прекрасно понимаем цели и задачи оккупационных армий. Я знаю, что они необходимы, без них все наши завоевания могут пропасть. Если только Красная армия покинет Европу, профашистские силы восторжествуют. Поэтому ты должна понять — не я, так кто-нибудь другой должен быть здесь. Вдали от Родины, в чужой, враждебной обстановке — среди австрийцев. На нас они смотрят так себе — посредственно. Нам они тоже совершенно безразличны. Прошло только три часа, как я с замиранием сердца слушал по радио песню «В лесу прифронтовом». Ты тысячу раз права, что ее можно слушать запоем, как пьяница. Этот вальс звучал, когда я был на пороге твоей комнаты, он был выразителем чувств души. Его звуки шли со мной по всему пути: Москва — Берлин — Прага — Вена и дальше. И самое главное, они всегда напоминают о тебе.

Вечером передали доклад о демобилизации старших возрастов из армии. Мы перед ними еще малыши. А сейчас во время последних известий передали, что завтра Парад Победы. Представляю, как празднично и торжественно будет выглядеть Москва. Мария, ты напиши, что было в эти дни.

Днем здесь невыразимая жара, ночью прохладно. Стоим в местечке, напоминающем котлован. Вокруг возвышаются горы, покрытые лесом. У подножия этих гор примостилось селение. Жизнь тут ни в какой мере не сравнится с жизнью наших людей. Здесь скорее отбывают свои годы на земле, чем живут — ни социальная, ни культурная, никакая другая жизнь государства этих людей не интересует.

5 июля. Австрия

Жарища здесь невыносимая. Больше 45 градусов. На нас, привыкших к более умеренному климату, она обрушивается невообразимой тяжестью и давит. Иногда поднимается сильный ветер и чуть не уносит солдатские палатки. Представляешь, вот так ночью разгуляется над деревней да как подхватит прямо с «фундаментом» палатку, солдаты в чем есть выбегают и держат ее.

На днях вернулся хозяин нашего дома, он несколько месяцев назад воевал за немцев. Теперь прыгает на одной ноге, вторую ампутировали. Понятна теперь обстановка, в которой мы живем? Конечно, с этими людьми даже не поговорить по-человечески. И только когда, вернувшись домой, возьмешь твои старенькие, но замечательные, вечно живущие письма, прочитаешь их, на время забываешь эту среду. И так, повторяя дорогое имя Машенька, заснешь.

«Мадьяры — люди ничего»

31 июля. Австрия

Сегодня у меня большой праздник — твое письмо и просмотр футбола. Играли солдаты. От нечего делать заделался болельщиком. Как наступает вечер, так словно кошки начинают скрести душу. И все это — Москва и ты. Прочитав твое письмо, увидел прежнюю Москву. Вижу ее многолюдной, толкучка в трамвае, переполненные площади, очереди в кино. Да, вот она — шумная, великая Москва. Вспомнил слова Маяковского: «Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли, как Москва». Все мы думаем одно: есть уголок на этом свете, который ближе и дороже всего. И я очень часто говорю: «С удовольствием променял бы самый живописный уголок Штрауса на домик у реки Москвы». И таких, как я, миллионы. Вся они прошли долгий путь лишений, испытаний и сейчас так же, как я, думают о близком им уголке.

Я вспоминаю сегодня, ты писала когда-то: «чистим дворы, приводим в порядок улицы — готовимся к встрече победителей». Пришли эти дни, улицы преобразились, Москва нарядилась. Некоторым довелось видеть Москву именно в эти дни, после войны. В эти дни наступает развязка некоторых душевных вопросов. Да, хорошо бы с этого момента, крепко взявшись за руки, начать человеческую жизнь.

14 августа. Австрия

Сегодня у меня радость — слушал Москву. После долгого перерыва появился свет, а вместе с ним радио заговорило. Снова слышится голос Левитана. Представляешь, он пролетает тысячи километров и звучит у нас, в деревне в Австрии. В домах, где, помимо нас, живут австрийцы. Снова война (Советско-японская, длилась с 9 августа по 2 сентября 1945 года. — Ред.). Ее голос мы слышим здесь «от советского информбюро». Снова красные флажки продвигаются по карте вглубь территории противника. Но, по всей вероятности, пока идет это письмо, наступит мир.

Сегодня была небольшая поездка. Видел мадьяр. Люди ничего, но на улицах появляется много детей, которые без всякого стеснения обращаются к нам и просят пенго (деньги). Два больших города Венгрии вчера играли в футбол — разыгрывали вагон муки.

19 августа. Австрия

Вчера был на сборах в мадьярском городе. Он мало чем отличается от нашего провинциального. Только кругом высятся церкви, на площадях скульптуры богов. На каждом шагу частные лавочки, магазины. Народ торговый, коммерческий. Всюду чувствуется частный дух. В городе появляются демократически направленные лозунги. Женщины все ноши переносят на головах. Тут встретился с товарищами по академии. Все изменились. Лица загорели, обветрились. Сколько было смеха, когда мы в разговоре употребляли разные слова: польские, мадьярские, австрийские, французские, английские. Ведь многим пришлось встречаться и жить с разными людьми. После работы собрались на квартире у одного капитана. Я достал твои песни, и мы пели: «Дорогая моя столица, золотая моя Москва». Наступает вечер — мысли летят к тебе.

24 сентября. Австрия

Мария, жизнь в материальном отношении в Австрии не весьма завидная. Конечно, причина в том, что они были когда-то нашими врагами. Они почти не торгуют. А если и выносят фрукты, то берут бешеную цену. Что же им скажешь, ведь они частники. Вот когда я бывал в Венгрии, то мадьяры торгуют всем. Они более приветливы, чем австрийцы. Вопрос со мной еще не решен. Я прошусь в отпуск, мне предлагают санаторий...

«Буржуазный мир»

19 октября. Чехословакия

Устроился в санатории. Здесь сравнительно хорошо. Отдыхаю. Принимаю процедуры. Часто смотрю кинокартины. Вчера в чешском городе смотрел итальянский кинофильм «Морские пираты». Крайне удивительно, как такие фильмы показывают народу. Представляешь, на экране то и дело появлялись полуголые девушки, которых привезли на продажу на рынок.

К этому госпитально-санаторному порядку привыкал тяжело. Никак не мог смириться с мертвой тишиной. Здесь даже не дают читать. Отбирают книги. До трех часов принимаю процедуры. То и дело открывается дверь и раздается голос: «Как чувствуете?» Вот пришла сестра-хозяйка — выдавать папиросы.

9 ноября. Австрия

Из санатория выехали вдвоем с товарищем. Ехать до части пришлось поездами с двумя пересадками, автомашиной и кое-где пешком. Проездом остановились в Вене. Ночевали в отеле. Много побродить не пришлось. Были только на базаре, оставили там 3 тысячи шиллингов, купили кое-какого барахла и несколько плиток шоколада. В части товарищи встретили радушно. Попал на горячие блины. Перебрался на новую квартиру. То есть из лагеря переехал в деревню в дом австрийца. Вечером после офицерского вечера собрались у меня. Вспомнили тех, кто ждет. Подняли тост «За то, чтобы выпить в России». Потом по моей просьбе выпили за имена лучших девушек. Я, называя твое имя, думал о тебе.

24 декабря. Венгрия

Вчера посмотрели мадьярский кинофильм. Название так и не узнал, но смысл понял хорошо. Хороший сюжет, располагает к глубокой эмоции. Но наряду с этим показали почти голую танцующую женщину. Боже мой, как она танцевала! Если бы ты была мужчиной, я бы тебе написал. Между прочим, это здесь не новость. Не только в картине, но, как рассказывают в Будапеште, в ресторанах живые существа показывают похлеще. В общем, буржуазный мир.

Здесь сейчас готовятся к Рождеству. С раннего утра над городом звучит молитва, раздающаяся из кирхи (церкви). В праздничные дни они даже не стирают. Мы же с Левкой (мой сосед по комнате), тоскуя, бродим по комнате...

1946 год

26 января. Венгрия

Жизнь города еще не наладилась. Продажа идет только метелок. Остальное все меняется между мадьярами. За деньги — ничего. Даже врачи, и те принимают больных за натуру.

«Поведение немок вызывает отвращение»

В мае 1946-го Дмитрий и Мария поженились. По этому поводу Гулин ездил в отпуск в Москву.

30 мая. Венгрия

На днях написал рапорт об изменении в личном деле на «женат». Ты уже занесена в личное дело. Скоро будет приказ по части о моем браке. Затем буду запрашивать документы на твой приезд ко мне.

9 июня. Германия

День отъезда (из Венгрии в Германию. — Ред.) был шумным. Жители суетились, беспокоились. Когда наступила минута прощания с хозяевами, я у них не задерживался. Не родные они, чужие совершенно. Но хозяйка дома, хлопотливая и жадная старушка с красным кончиком носа, в этот день волновалась особо. Из рук то и дело выпадали вещи. Протянув мне постиранное белье, она заплакала. И несколько раз поблагодарила меня за поведение в их доме. Они вышли из дома и долго махали мне вслед, покуда я не скрылся за церковью. И опять я вспомнил, как год назад встречали нас чехи. Эти дни навсегда останутся в сердце. Душа постоянно наполнялась гордостью за свою родину и Красную армию.

За горами началась Германия. Черная пустая страна. Здесь слегка веет догнивающей падалью. Немцы побледнели, подсохли. Точнее — почувствовали жизнь на своей шкуре. Хлеб теперь по-настоящему стал для них хлебом. Поля в подавляющем большинстве засеяны хлебом. Скота мало. Но деньги (марки) ценятся — не то что в Венгрии, на них даже кое-что можно купить. Стоим под Берлином в лесу. Прямо в раскрытые окна тянутся сосновые ветки. Жен офицеров становится больше, понемногу приезжают. Сейчас мне очень тяжело без тебя.

Однако вскоре между молодыми в письмах пробежала черная кошка. Тот самый сосед Левка попросил Дмитрия через жену-врача достать пенициллин. Но Мария не поверила — подумала, что этот антибиотик (часто применявшийся для лечения венерических болезней) нужен вовсе не Левке. И не торопилась препарат доставать.

19 июня. Германия

Мария, я не могу с тобой не поделиться моей неудовлетворенностью тем, что за последнее время в нашей переписке слово «пенициллин» приобрело столько места. Знаешь, все разговоры о нем мне опротивели. Мне не хочется отравлять этим словом наши отношения. Сразу что-то грязное всплывает в сознании. Как будто между нами нет более нужных тем... После того, когда я более подробно узнал состояние немецких женщин, к словам вроде «пенициллина» у меня возникло сознательное отторжение… Боже мой, если бы ты посмотрела на них, какое отвращение вызывает их поведение. Мы здесь с врачом стали пропагандистами в этом вопросе. Идет беспощадная борьба с этим Злом человечества. Не думай и не беспокойся. Мне пенициллин не пригодится. Я не собираюсь упасть до такой степени низости и мерзости. У меня есть подруга жизни. Достаточно... Забудь и выброси эти дурные мысли.

Вечерами после работы со всем командованием играем в волейбол — азартная игра — устаешь и отдыхаешь одновременно. Часто бываю у Найденовых. Сегодня пили чай по-московски. До седьмого пота. Надя успевала только подогревать. Она очень обижается на своих немцев — воруют, как мыши. Однажды даже их старик чуть не подавился куском украденного мяса. Обижаюсь и я на свою хозяйку. Как приехал, так с тех пор ни разу не меняла белье. Особенно плохо выглядит моя наволочка, стараюсь ее никому не показывать.

25 июня. Германия

Был проездом в Берлине. Посмотрел на развалины города. Заходил в Рейхстаг. От него осталось только одно воспоминание. Разрушен, и правильно, видно, что здесь люди поработали на совесть. Все эти злотворящие комнаты исчезли. Валяются еще, однако, останки бюстов творцов фашистской Германии. Все стены испещрены надписями. Каких только фамилий тут не написали солдаты! Представители всех наций. Невдалеке от Рейхстага поставлен памятник нашим воинам. Гордо высится величественная фигура бойца Красной армии, словно вьется в воздухе его плащ-палатка, рукой он гордо показывает вниз, к ногам. То есть показывает, что Берлин у его ног. Раньше здесь маршировали гитлеровцы, нынче масса маленьких полосок, засаженных картофелем и прочими овощами. Не понравился мне этот город.

Был в особторге и магазине международной книги. Хотел купить биографию т. Сталина. Не купил, разобрали. Идет нарасхват...

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру