«Утром на шахте, вечером — на блокпосту»
— Нужны мука, макароны, консервы, даже «дошираки» сгодятся, — говорит Владимир Степанов. — Нужны перевязочные материалы — бинты, жгуты. Обезболивающее, жаропонижающее. Необходимы футболки, трусы, носки... Батальон вскоре будет переформирован в бригаду. В составе подразделения сейчас уже 600 человек, а было 300. В основном бригада укомплектована за счет местного ополчения. Я предвижу ваш вопрос о российских добровольцах и сразу скажу, что они есть, но их не так много, как мне хотелось бы. На сегодняшний день человек тридцать, не больше.
— Откуда они приехали?
— Есть ребята из Сибири, Алтайского края. Но в основном едут из Белгородской, Курской, Воронежской, Ростовской областей. Почти у всех есть родственники на юго-востоке Украины. У меня самого много родни в Луганске, хотя сам я живу в Петербурге. Так вот все эти люди знают, за что воюют.
— За что?
— Это почему-то для многих дико звучит, но ответ простой: за свою землю. У меня там мать похоронена. Братья и сестры живут в Лисичанске, Горловке, Луганске.
— Но это ведь украинская территория...
— Никто из нас эту землю украинской не воспринимает. Украинская власть, уничтожая местное население, сделала все, чтобы так никто не считал. Более того, издревле юг Украины был Таврией. Так же и восток никогда не был украинским. Когда оттуда выгнали турок, там поселились все — армяне, греки, славяне... Это место всегда было заселено рабочими всех национальностей. У меня отец работал директором шахты до самой пенсии. И никогда никакого сепаратизма не было. Я учился в Луганске до 8-го класса, знал украинский язык. Потом уехал в Россию. Большая часть предприятий на Донбассе работает до сих пор. Шахты закрывать нельзя. Иначе их просто затопит (в них должна постоянно откачиваться вода).
Сейчас бывает даже так: смена отрабатывает, потом идет на блокпосты. Производственный процесс продолжается без больших сбоев. Исполняются контракты, отгружается продукция. Есть газ, еще не отключено электричество. Соль, которая продается в питерских магазинах, добывается на местных шахтах. В мае в Питер поступили новенькие тепловозы, собранные на Луганском заводе. То есть они через Киев поступили к нам в город.
— А кто управляет этими шахтами сейчас?
— Директора. Те же люди, что и были до войны. Система, построенная еще в Советском Союзе, должна работать, иначе ее потом не восстановить. А вот владельцев больше нет.
— Кому поступает прибыль?
— Самим шахтерам, местной власти. Часть дохода идет за газ по счетам, которые выставляет Киев. Все очень запутанно на самом деле.
«Наших раненых уничтожают»
— Со стороны складывается впечатление, что каждый батальон ополчения воюет сам по себе, не координируя свои действия с «министром обороны» ДНР Игорем Стрелковым. Это действительно так?
— Нет. Тот же «Призрак» с самого начала подчинялся Стрелкову. Такого, чтобы каждый сам по себе, нет. Если кто-то отбил часть техники у врага, он ею обязательно поделится с остальными подразделениями. Если и есть какая-то рассогласованность в действиях, то я ее могу объяснить только недостаточной информированностью. Связь бывает очень плохая. Везде стоят глушилки. Да и просто опасно выходить на телефонные или радиопереговоры — могут накрыть тем же «Градом». Спутниковой связи, как у нацгвардии, у нас нет. Причина банальна — сидим без денег. Поэтому разговоры о том, что ополченцы якобы сбили малайзийский «Боинг», просто глупы. Мы не настолько вооружены, как многим представляется. Если бы у нас было такое оружие, их «сушки» над юго-востоком вообще не летали бы.
— Украинские саперы говорят, что ополченцы очень профессионально взрывают мосты — «как ножом отрезано». И минируют тоже профессионально. Откуда такие навыки?
— Основная часть бойцов моего батальона служила в армии. Среди шахтеров есть профессиональные подрывники, для них не проблема подорвать любой мост. Инструкцию, как сделать фугас, сегодня можно найти в Интернете. Кроме того, на юго-востоке базировалось немало украинских воинских частей, и, когда все это началось, многие офицеры перешли в ополчение. Более того, когда расформировывали эти части, мы забрали и много техники — танки, бронетранспортеры. Они не свалились на нас с неба. Недавно в Донецкой области в окружение попала бригада нацгвардии, отступая, она бросила технику.
— Каковы человеческие потери с той и другой стороны? На днях командир батальона «Восток» Александр Ходаковский назвал «несоразмерными» потери украинской армии и ополченцев в боях за курган Саур-Могила, где, по его данным, погибли сотни силовиков...
— Да, это действительно так. Украинских призывников гонят в настоящую мясорубку. К примеру, в бою под Лисичанском погибли 50 бойцов «Призрака», а солдат нацгвардии — не менее 200. А если бы у нас были танки и гаубицы, как у «Востока», потери украинской стороны были бы еще больше.
— Что вы делаете с ранеными украинскими солдатами?
— Раньше пытались наладить обмен ранеными. Но Киев на это не пошел. Наших раненых они добивают. А мы отправляем раненых — и своих, и чужих — в больницы. За «укропами» потом в основном приезжают родители.
— Вы ощущаете поддержку местного населения?
— Сложный вопрос. Треть жителей против нас. Процентов сорок за нас, они понимают, что если не будет нас, их могут уничтожить. На захваченных территориях идет фильтрация — работает служба дознания, которая выясняет, кто связан с ополчением. Недавно расстреляли жену одного из наших. Остальные жители занимают выжидательную позицию.
«Мы никому не принадлежим»
— Некоторые ополченцы жалуются на тотальную усталость и депрессию. Какие сейчас настроения среди воюющих людей?
— Депрессии нет. Хочется, чтобы это как можно скорее закончилось. В последнее время ситуация складывается очень тяжелая. Украинская армия бросила на восток все, что можно. Силы неравны. Нацгвардия превосходит нас только по численности раз в десять, не говоря уже о вооружении.
— Как тогда ополчению удается сдерживать более сильного противника?
— Нам просто некуда отступать. Крупный бизнес уехал. Остались работяги. У всех семьи, дети. В том же «Призраке» основной состав — это мужчины от 40 до 50 лет. Все местные. Это дает нам тактическое преимущество — мы хорошо знаем местность. Там же не фронт, ведутся локальные бои. Кроме того, противник не горит желанием идти под пули.
Я знаю, что еще в мае украинские призывники бежали в Россию через Белоруссию. Тогда коридоры еще были открыты, сейчас это сделать гораздо сложнее. А на фронте порой складывается непонятная картина. Те, кто дезертируют из украинской армии, прячут оружие, перебегают на российскую территорию. В России их подкормят, подлечат, в итоге снова отправят на Украину — и они заново идут воевать против нас. Это, мягко говоря, непонятно всем ополченцам. Почему Россия это допускает? Что за странный пиар?
— Вы согласны с утверждением, что Россия «кинула» ополченцев?
— Военной поддержки от России действительно нет. Есть гуманитарная помощь — тяжелораненых принимают в российских больницах, дают кров украинским беженцам. Но говорить о том, что Россия нас кинула, все-таки нельзя. Ей это очень невыгодно делать. Сейчас украинские войска на пути в Крым сдерживают только наши батальоны. Хотя, честно говоря, все ополчение состоит из призраков. Мы не являемся гражданами Украины и входим в расстрельные списки. Но мы не принадлежим и России.
Фото: rus-vesna.com
