«Влюблен по собственному желанию», «Брат», «Бедный, бедный Павел», «Мне не больно», «Метро» — вот лишь несколько картин, которые он снял. На самом деле фильмография Астахова давно не умещается на одной странице. 8 ноября знаменитому оператору «стукнет» шестьдесят, и на его юбилей в Питер съедутся гости со всей страны.
Напутствие односельчан
— Помните, как взяли в руки камеру?
— Первый раз любительская камера появилась у меня в деревне (родился Сергей Астахов в Мордовии, в селе Селищи. — Ред.), когда я учился в 8 классе. Это был 1968 год. Родители мне купили ее на деньги, полученные по страховке. Семья у нас большая (пять детей), и способ накопления денег был простой: страховались на 5 лет на 500 рублей, а потом получали эту сумму назад. Когда подошли очередные «страховые» деньги, родители выделили часть их мне, чтобы отвлечь от охоты, которой «болели» все деревенские мальчишки. Зная мою склонность к технике, решили: «Давай купим кинокамеру». Тем более что проектор в семье имелся — отец был киномехаником в клубе. И я начал снимать, руководствуясь книгой «В помощь сельскому культработнику». Та камера «Киев 16С-3» стоила 150 рублей, и она до сих пор у меня цела.
— Ваши первые сюжеты имели успех?
— Оглушительный (смеется). Мои фильмы смотрели вся семья и односельчане. Для них было шоком видеть себя на экране со стороны. Народ радовался и хохотал. Некоторые женщины даже подходили ко мне с просьбами: «Сними моего Ваньку, когда он пьяный, пусть ему стыдно будет».
— Позднее односельчане, наверное, гордились вашими фильмами?
— Да как сказать... Помню, снял я многосерийный фильм «Хлеб — имя существительное». Однажды зимой уезжаю из родного села, стою на остановке. Автобуса долго нет. Подходит знакомый мужик, молчал минут 10, а потом неожиданно спросил: «Слышь, Серега, ты это про хлеб-то фильм снял?!» Я кивнул. Мужик помялся немного и выдал: «Серега, ты больше такую х..ту не снимай». В этой короткой фразе уместилось все: и рецензия, и напутствие. С тех пор стараюсь такую «х...ту» не снимать.
«Вера Фармига рано снимала трусы»
— Вы сыграли дальнобойщика в «Брате». Как это получилось?
— Это была досъемка, так как мы ждали зиму. На роль дальнобойщика не смогли найти человека: каскадеры не устраивали Балабанова по игре, а актеры не умели водить КамАЗ. А еще Леша очень хотел видеть в кадре водителя с русской рожей. И тогда монтажер Марина Липартия предложила: «Давай снимем Астахова». Все же знали, что я жил в деревне и с детства управлялся с любой техникой. Меня долго уговаривали. (Я-то до последнего момента думал, что Балабанов шутит.)
В итоге все-таки согласился, но с условием: чтобы в кабине повесили мою фотографию с дочкой Дуней. Мне было все-таки трудно вести 17-тонный грузовик по обледеневшей дороге! Причем еще нужно было играть. Снимал это мой второй оператор Валера Ревич. Когда же в кадре, в кабине был Сережа Бодров, я пересел за камеру.
— Вам часто приходилось рисковать на съемках? В картине «Война» вы даже в горную пропасть спускались.
— В горах опасно все: например, установить камеру на дне ущелья глубиной примерно 250 метров. Спуститься в нее в той ситуации мог только я, потому что там нужен был оператор, который бы поставил кадр. Кадр получился эффектным — машина падала прямо на камеру. Правда, в картину он потом не вошел, и я не жалею об этом, я с Балабановым согласен: нельзя перенасыщать такой фильм, как «Война», слишком красивыми картинками ради эффекта. К слову, камеру потом вынимали эмчеэсовцы. И вся эта экспедиция, в принципе, была экстремальной.
— Интересно, как вы снимали эротическую сцену в фильме «Влюблен по собственному желанию»?
— А эротической сцены как таковой и не было. Актеры были обнажены ровно настолько, насколько требовалось в кадре, чтобы зритель понял, что происходит. С площадки удалили часть группы, Женя Глушенко сильно стеснялась, а Олег Янковский старался как-то рассмешить напарницу и придать ситуации легкость.
— А какая сцена, снятая вами, была самой откровенной?
— Довольно откровенный момент был в фильме «По этапу», где наши актеры снимались вместе с Джоном Малковичем, Томасом Крейчманном и Верой Фармигой. То ли из-за непонимания языка, то ли из-за волнения Вера постоянно раньше времени снимала трусы. А я еще не был готов к съемке и пытался ее остановить. Она надевала их назад, но потом опять, в какой-то момент снимала. Так продолжалось два или три раза. Это было довольно смешно. Томас вел себя более спокойно и делал все четко, в нужный момент, как настоящий немец.
«Балабанов ускорил свой финал»
— С Алексеем Балабановым связан большой отрезок вашего творчества. Вам его не хватает?
— Мне очень жаль, что он умер молодым. В том возрасте, когда для мужчины начинается основное. Угасает огонь и адреналин в членах, появляется ум в голове. Леши, к сожалению, не хватает не только мне… У него был большой потенциал, он мог бы многое еще сделать. Но он сам себе ускорял финал. Эта тяжелая история, она в какой-то степени связана с алкоголем и депрессией.
Когда погиб Сережа Бодров и другие люди, которые нам были близки, Балабанов стал ломаться, говорил: «Я должен был погибнуть вместе с ними, я не хочу жить!» Я пытался ему объяснить, что ребята просто ушли снимать кино и не вернулись. Может быть, они снимают его где-то до сих пор. Ведь человек жив, пока его помнят. Алексей, наверное, имел право более остро переживать потерю Сережи. Я его понимаю, ведь Сережа был для него не только другом, но и стимулятором его идей. Для меня жизнь после гибели Бодрова имела смысл, а Балабанов терял энергию.
— Вы пытались бороться с его пристрастием к алкоголю?
— И я, и жена Надя (святая женщина!), и Сергей Сельянов с ним не один раз говорили на эту тему. Но прежде чем «завязать», человек должен этого сильно захотеть. Мне кажется, Леша не очень хотел. Это же болезнь, здесь нельзя уповать только на силу воли. И я знаю мало людей, которые победили алкоголизм самостоятельно. Один из них Виктор Сухоруков — когда он запивал, «мама» не мог сказать вразумительно. Но однажды Виктор взял себя в руки, причем без подшивки. Сейчас он бодр, полон энергии и счастлив. Впрочем, отказ от спиртного не на всех так действует — кто-то становится раздражительным и злым. Увы, Леша не первый и не последний, кто пострадал от алкоголизма. И хочется его обвинять в этом, и не могу обвинять...
— Где сделан портрет Алексея Балабанова, который висит у вас на стене?
— На картине «Замок», Леше на нем 35 лет. Балабанов очень хотел, чтобы я снимал этот фильм, и мне самому нравился сценарий. Мы выбрали вместе натуру, но было очень мало денег. И снять картину, как ее задумывал Леша и видел я, не было возможности. Это же все-таки Кафка! Я отказался — не хотел делать хуже, чем могу. А он все равно снял.
— А чем вам нравится этот портрет?
— Леша на нем очень оптимистичный, в глазах надежда. Он и жену Надю на съемках «Замка» встретил. Это я уговорил ее работать на картине художником и, получается, сосватал. Думаю, Надя продлила Леше жизнь на много лет.
— С актерами Балабанов был дотошным, жестким. А с вами?
— С Балабановым у нас был длинный путь. Эволюция Леши была значительной, в первое время он не понимал, как отснятый материал будет выглядеть на экране. И переспрашивал: «А вот это будет видно? А вот то?» Я объяснял, обещал, и главное, все получалось так, как я говорил. Потом он успокоился и особо не лез в мою работу. Кстати, любимым словом Леши в оценке снятого кадра было «убедительно».
«Я счастливый человек»
— Существует ли операторское братство?
— Я с гордостью могу сказать, что братство есть. И, по-моему, только у нашего цеха. Бывает, начинаешь картину и по каким-то причинам не можешь ее закончить, друзья приходят на помощь. Ты сам кого-то порой выручаешь... Когда Динара Асанова начинала картину «Пацаны», Юрий Векслер болел. Я снимал за него, и никто об этом не знает. Я снимал «Бедный, бедный Павел» у Мельникова, продолжая работу предыдущего оператора. И заканчивал первую картину Балабанова после Саши Долгина. Снимал «Ветку сирени» за Андрея Жегалова в Испании, так как прямо в аэропорту, на паспортном контроле выяснилось, что у него закончилась виза.
— Кого из своих друзей вы пригласили на юбилей?
— Да всех. Перечислять можно долго. И Сергея Сельянова, и Виктора Сухорукова, и Сергея Соловьева, и Андрея Мерзликина, и Славу Бутусова, и Шнура. И многих других, которые позволили мне дожить до этого юбилея радостно и счастливо. Я очень люблю жизнь. У меня много детей от разных женщин, уже трое внуков, и все мои близкие люди нормально ладят между собой. Дети и внуки меня любят. И я рад, что так получилось. По большому счету я счастливый человек!
Фото из архива героя
